По дороге к себе

Евгений. Много, Танья.

Таня. Ну, пятьсот? Тысяча?

Евгений. Ес, тысячья.

Таня. Тысяча?! И все иностранцы!

Пауза.

Джон, какой ты милый…

Евгений. Танья, я хочу виски. Я имею идти в бар.

Таня(испуганно). В какой бар? Ты хочешь выйти?

Евгений. Бар есть в другой вагон.

Таня. Бар в электричке? Ну ничего себе! Как живут, сволочи!

Евгений. Я не поньял, Танья, кто есть сволочьи?

Таня. Это так, Джонни, игра слов. Понимаешь?

Евгений(пожимает плечами). Поньимаю. (Идет к двери.)

Таня. Джон, а ты не боишься, что убегу с твоей сумкой?

Евгений. Что есть «убьегу сумкой»?

Таня. Шутка. Игра слов. Я буду ждать тебя, Джонни! (Посылает воздушный поцелуй.)

Он выходит. Она быстро вынимает косметику, начинает истерически красить ресницы.

Таня. Дура! Вот дура немытая! Анька же говорила – «все время в форме»! Американец! Профессор, блин! Не женат! Сам в руки идет! Почти склеила! Блин! Профессора с пол-оборота склеила! Конечно, американки, они же холодные! Страшные небось, как немки! Интересно, если ему прям щас дать, спугну или не спугну? Хоть бы с кем посоветоваться! Я же про американцев ничего не знаю, мне же девки только про голландцев рассказывали! Главное, быть посексапильней! Вот так сяду, ноги на стол. Двадцать минут смотрит на мои ноги и женится. Черт! Да ведь белье на мне советское, как увидит, сразу импотентом станет! Анька же говорила: лучшее, кооперативное надень! И чтоб все время в форме! А я в чемодан положила, чтоб по дороге не трепать! Дура! Лучше никакого бюстгальтера, чем советский! (Выдергивает из-под кофты бюстгальтер, испуганно озираясь на дверь.) О, клево! Пару пуговичек расстегнуть! Трусы! Трусы переодеть! (Комкает бюстгальтер, прячет его в чемодан, сбрасывает туфлю, снимает колготки с одной ноги, стягивает с этой ноги трусики, озираясь на дверь, натягивает на ногу колготки, надевает туфлю, пытается проделать эту операцию с другой ногой, но тут входит он с бутылкой и пластиковыми стаканами; она замирает, натягивает юбку на коленки и забивается в угол.) Джонни, так быстро? Там не было очереди?

Евгений. Что есть очередьи?

Таня. Виски? Здорово! А оно как водка или как спирт?

Евгений(пожимает плечами, протягивает ей стакан с виски). Ты красивый женщина, Танья.

Таня(улыбается, пьет). Ой, какая горькая! Джон, ты хочешь, чтоб я напилась, да?

Евгений. Это есть только немножко виски, Танья.

Таня. Ничего себе немножко, такая бутыль!

Пауза.

Евгений. Танья, я хочью с тобой спать.

Она каменеет.

Я хочью тебя иметь… женщину. Поньимаешь?

Она растерянно кивает.

Сто долларов, Танья.

Она снова растерянно кивает и обиженно смотрит на него; он садится рядом и начинает обнимать ее.

Таня. Джон! (Выпрыгивает из его объятий и садится напротив.) Ты, наверное, решил, что я проститутка, да? Что со мной можно так? Что меня можно за сто долларов? Да? Потому что я русская? Да? Ты так решил?

Евгений. О, сори, Танья! Я не имел обижать Танья.

Таня. Значит, с русскими все можно? Да? Потому что они света белого не видели? Потому что они нищие? На американках надо жениться, а русских надо в купе за сто долларов? Да?

Евгений. О, Танья, прости менья, Танья. Я не хотел обида, Танья. Поезд утром Роттердам. Танья выходит. Я не увижу больше Танья.

Таня. Ну почему? Я могу приехать к тебе в Англию. Я ведь не была в Англии! Я ведь нигде не была, Джон! Нас ведь никуда не пускали! Мы ведь в тюряге жили!

Евгений. О, я знаю. Я читал.

Таня. Я, можно сказать, поехала мир посмотреть, людей новых встретить, а ты мне «сто долларов»!

Евгений. О нет, Танья. У нас в Америкен это нормально. Доллар – это есть доллар. Лаф – это есть лаф. Это не есть обида, Танья.

Таня. И ты бы женился на той, с которой в купе за сто долларов?

Евгений. Ес. Доллар – это есть доллар. Лаф – это есть лаф. Ты мне очень красивый, Танья.

Таня. А мамаша твоя тоже так считает?

Евгений. Что есть мамаша?

Таня. Ну, мама, мазер!

Евгений. Мой мазер живьет Кентукки со свой новый молодой муж.

Пауза.

Таня. Джонни, ну я прямо не знаю, что делать. Так неожиданно вообще… Ну я не знаю, что тебе сказать…