— Хайзен, староста “Выдрихи”. — Он отвёл глаза и неспешным взглядом окинул комнату. — Как только Скайдэн рассказала мне о вас, господин трогранд, то я тут же поспешил выразить вам своё… — его взгляд вновь вернулся ко мне, — почтение.
Я невольно сглотнул.
Выходит, наша с ним схватка была реальной… Лядь…
— Благодарю вас, господин Хайзен, а также прошу принять мои искренние извинения за то… “знакомство”, которое имело место быть при нашей первой встрече. Уверяю вас, я не желаю причинять вред ни вам, ни кому бы то ни было ещё в этой деревне.
— Вы — возможно. — Хайзен чуть склонил голову набок. — Но тот, кто внутри вас, жаждет крови и смерти каждого из нас.
Воцарилось гнетущее молчание, а затем он медленно поднялся и указал раскрытой ладонью на дверь.
— Как насчёт небольшой прогулки?
Я задумчиво посмотрел в сторону выхода.
— Не имею ничего против.
Дождавшись, когда я встану с кровати, староста развернулся, без всякого опасения повернувшись ко мне спиной, и вышел из дома. Не заставляя его ждать, я подавил нахлынувшую слабость и направился следом за ним, тут же зажмурившись от ударившего по глазам солнечного света. Вскинув руку и проморгавшись, внимательно осмотрелся, всё ещё продолжая щуриться: дом Скайдэн стоял на отшибе, на некотором возвышении, практически у самой стены, состоящей из врытых в землю толстых, заострённых сверху брёвен, плотно подогнанных друг к другу, и, судя по всему, опоясывающей охранным поясом всю деревню. Также в некотором отдалении я заметил и высящиеся дозорные башни, тоже бревенчатые, встроенные прямо в стену наподобие барбакана. Видимо, такие же установлены по всему периметру, на равном расстоянии друг от друга, чтобы контролировать подступы к Выдрихе — и то, что они не стоят тут просто так, говорит и виднеющаяся под крышей башни фигура скучающего дозорного.
Скользнув взглядом вдоль уходящей вниз от нас зелёной улицы, по обе стороны от которой выстроились опрятные дома с черепичной крышей остальных выдрихинцев: каждый был огорожен забором, а во дворе росло от одного до нескольких деревьев, и это в очередной раз служило напоминанием о том, что поселение построено в глубинах леса и практически утопает в зелени.
— А у вас немаленькая деревня, — заметил я, поравнявшись со старостой и начав медленный спуск. — Не ожидал увидеть ничего подобного в этих лесах.
— Сто девять дворов и сто сорок девять жителей. — Заложив руки за выпрямленную спину, Хайзен держал голову прямо, и лишь его глаза жили на бесстрастном лице, словно высеченном из синего мрамора. — У нас есть своя мельница, пекарня, кузница, гончарня, храм с врачевателями, постоялый двор и маленькая пивоварня.
Я удивлённо вскинул брови.
— Богато…
— Многие мирянские общины рэйтерфолского и хранстранхолмского королевств живут именно так. Вы разве не знали этого?
— Нет. И, если откровенно, в моих познаниях об окружающем мире ещё множество пробелов. Просто я лишь несколько месяцев как вышел из Колыбели и до сего времени не покидал пределов Рэйтерфола.
— Рэйтерфола, который ныне захвачен силзверами?
— Как бы ни печально это было, но да, всё именно так.
— А король?
— Милорд Дэриор Брантар Драйторн пал, защищая отступление жителей из города. Его сын Вельхорк также погиб в сражениях.
— Значит, династия Драйторнов прервалась, — Хайзен задумчиво склонил голову. — И что же послужило причиной разразившейся войны?
Я не стал спешить с ответом, тщательно взвесив каждое будущее слово, прежде чем дать ему свободу.
— Ша-Гриарду был нужен повод для нарушения договора и начала нападения, и этим поводом оказалась гибель молодого пастухара от рук несведущих Посланников. Мы предполагаем, что это было заранее спланировано, особенно если учитывать то, что армия силзверов подступила к стенам города уже на следующий день.
Жаброид кивнул.
— Разумно. При анализе подобных происшествий стоит учитывать абсолютно любой вариант, сколь бы незначительным он не казался.
По мере нашего неспешного продвижения на улицах стало попадаться всё больше народа: кто спешил по каким-то утренним делам, убегая далеко вперёд нас и вскоре скрываясь из виду, а кто наблюдал за нами из-за забора, окон или калитки, при этом приветственно кивая старосте, и пока что я замечал в основном гуатов, в которых чувствовал по большей части слабые отголоски силы. Но, что странно, постепенно стал нарастать какой-то шум, громкий звук голосов и крики. Не крики ярости, боли или возмущения, нет — то был скорее гомон нестройно переговаривающейся толпы, который с каждой минутой становился всё ближе. И вот с очередным поворотом дороги нашим взглядам предстало разношерстное сборище людей вперемешку с нелюдями, увидев которых я сразу же невольно напрягся — уж слишком свежи были воспоминания о битвах с силзверами.