Совсем не готова. Абсолютно.
Рыки и кровь, мелькающие клыки и когти. От страха я сжалась и попыталась укрыться под одеялом. Но кто–то из дерущихся зацепился за него, утаскивая на пол за собой и отбирая у меня, пусть и ненадежную, но все же защиту.
Замерев, я спрятала лицо в ладонях и мелко затряслась.
Передо мной снова мелькнул рыжий хвост, совсем рядом с лицом. Взмах руки и новые пятнышки крови. Да что же это.
Сквозь панику я ощутила, как чья–то сильная рука сжала мою талию и потащила назад. В следующую секунду я оказалась вплотную прижата к мощному телу марионера. Вот только сейчас брыкаться и выказывать свое гордое и независимое «я» совсем не хотелось. Все же попасть под руку нелюдям, в ярости раздирающим друг друга, было страшно.
— Беспокойные соседи нам достались, солнышко, – шепнули мне на ушко, обжигая кожу горячим дыханием.
От страха я кивнула. Демьян шумно выдохнул мне на затылок, и я ощутила прикосновение его губ на своей коже. Легкий почти воздушный поцелуй ошеломил. Движение повторилось. Демьян покрывал мелкими поцелуями мой затылок и шею.
Смущенно я чуть склонила голову вниз, чтобы он не заметил, как расползается румянец на моих щеках. Его губы скользнули к моему ушу, вызывая толпу безумных мурашек, которые дружно устремились вниз живота, скручиваясь там тугим комочком.
— Не надо,— шепнула я не своим голосом. – Не надо так делать.
— Как? – мужчина, прижав меня еще ближе, сделал странное движение, словно потеревшись об меня.
Моё лицо запылало еще сильнее.
— И так тоже, пожалуйста, не надо, – я принялась вырываться. Близость взбешенных котов теперь казалась безопаснее.
— Тише, земляночка, тише, – меня ожидаемо не выпустили из объятий.
— Отпустите, – простонала я, – не трогайте меня.
— А почему?– его дыхание отчетливо ощущалось на моей коже. – Не нравлюсь?
В его голосе проскальзывала усмешка, если не издевка. В моей душе забилась тревога. С чего я решила, что этот марионер сама доброта и для меня не опасен. Глаза застелили слезы.
— Пожалуйста, – взмолилась я, – не трогайте меня.
— Я тебе не нравлюсь, девочка? Отчего же, чем же я не вышел? Лицом или, может быть, тюремная одежка не по нраву пришлась?
— Нет, – хлюпнула я носом, по щекам сбегали крупные слезинки, – нравитесь, но я не ... Я не…
Комок застрял в моем горле и мешал нормально говорить, меня трясло от ужаса. Кто помешает ему надругаться надо мной, если приспичит? Кто защитит, если он вдруг решит, что я могу скрашивать своим телом все ночи подряд во время перелета? Да никто, я полностью в его власти. Осознание этого факта причинило боль. Стюарды и остальные члены команды корабля плевать хотели на своих пассажиров. Деньги они уже получили, и никто не будет считать, сколько из нас долетят до места назначения, а сколько просто сгинут.
Меня резко повернули на спину и надо мной грозно навис марионер, подавляя своей аурой.
Представив на мгновение, что этот мужчина решит надо мной надругаться тут при всех, я громко всхлипнула. Все будут только смотреть с нездоровым любопытством, и никто не придет на помощь. Да лучше самой на себя руки наложить. Наверное, мои мысли отразились на лице, потому как взгляд мужчины смягчился.
— Раз нравлюсь, чего же тогда «нет»? – его необычные желтые глаза, словно в душу заглядывали, заставляя чувствовать себя никчемной и слабой.
— Я не гулящая девка, – тихо выдохнула я и закрыла глаза, чтобы не видеть его больше.
— А разве я хоть раз отнесся к тебе, как к гулящей или продажной женщине? – его большие пальцы мягко, даже нежно, стерли дорожки слез с моего лица. – Или я назвал тебя «девкой»? Что заставило тебя подумать так?
Я не ответила. Крепко сжимая веки, представила, что я дома, в своей постели, а все это – просто гадкий сон, который развеется, стоит только зазвучать будильнику. С кухни приятно запахнет блинчиками, и я снова услышу звонкий голос мамы, напевающей песенки из рекламы. Просто нужно сильнее сжать веки и убедить себя, что все нереально, что это глупый, но страшный сон.
И пусть этот сон длиною в жизнь, но я все равно буду верить, что проснусь.
— Прости, – прошептал мужчина.– Я был неправ и сейчас я неправ, – меня снова обняли и прижали к большой и горячей груди.
Я не хотела слушать его. Ничего не хотела, только бы проснуться дома в своей кровати. Но чем больше я пыталась себя в этом убедить, тем отчетливее понимала, что этот самообман ни к чему не приведет. Что нужно мириться с тем, что жизнь изменилась и как раньше не будет уже никогда. Не удержав эмоции, я позорно разрыдалась в голос.
Где–то там, на заднем плане, прекратилось рычание, более не раздавались звуки драки. Теперь я могла различить только размеренное биение сердца Демьяна и его шёпот: «Прости». Прижавшись к сильному телу, я выплескивала свой страх и боль. Свое разочарование в жизни и ужас от того, что мир рухнул, а я все никак не могу собрать хоть какие–то его обломки.