Итак. По пунктам. У Лесс есть дочка. Это раз. Еще у нее был любимый. Это два. Он умер или погиб – это три. Так... Любимый, скорее всего, был человеком. Почему не сидхе – потому что она сама говорила, что ее не особо братья по крови любят. Эльф... Вряд ли. Тогда бы она не относилась к Тираэлю так спокойно – он наверняка регулярно напоминал бы ей о ее ушедшей любви. Хотя тут я, может, и ошибаюсь, это для меня все эльфы если и не на одно лицо, то кажутся похожими, как братья. Зеленорожих, каменнозадых и двухголовых можно опустить. О коротышках же и детях крови также лучше и не предполагать – себе дороже выйдет. Опять же флирт с Дрейком тогда был бы исключен. Значит, человек...
Наверняка он все-таки погиб. Потому что иначе мои года не были бы обозваны «детским возрастом» – если любимый умирает от старости, то учишься ценить каждую минуту, проведенную вместе, и ценить чужой возраст.
Итого: у Лесс был человек-любовник-муж (выяснить по возможности), которого она любила настолько, что у них оказалась дочка. Сей человек погиб в самом расцвете сил, скорее всего потому, что был наемником или солдатом... Какая разница! Так... Еще раз. Близкий человек. Самый дорогой. Гнев и ненависть... Да, сложить один и один бывает нелегко. Зато теперь я прекрасно понимаю, почему Лесс так на меня разозлилась в Иррестане. Шепчущие, Шепчущие, вы носите с собой чужую боль и чужую радость, не имея с этого ничего для себя. Парадокс вашей смерти, не так ли? Но звать я вас сейчас не буду. Потому что вины моей перед Алессьер это не искупит, напротив, усугубит.
Вот только как извиниться, если она до сих пор не проронила ни слова и сидит мрачнее тучи? Думаю, что и отвечать будет сухо и только по делу... Были бы мы в городе – я мог бы купить цветов,[14]
сластей у кондитера,[15] какую-нибудь дорогую безделушку,[16] а то и сделать что-нибудь самостоятельно, но... Думаю, что время года, когда цветы растут в лесу, уже прошло. Или нет и стоит попытаться поискать? Хороший вопрос. А еще молчание нужно прекращать, и как можно быстрее, иначе... Да. Я ненавижу быть виноватым.– Лесс, прости за нескромный вопрос – а привал на перекус мы когда делать будем?
– Минут через пять покажется излучина реки. Мы сможем сделать привал, искупать лошадей и искупаться сами.– Сидхе выудила из кармана тонкий кожаный шнурок и принялась переплетать косу, отпустив поводья.
Потенциальная конская колбаса даже ухом не повела на такую беспечность хозяйки, продолжая плавно рысить по узенькой дорожке. Хвалю.
Мысль о том, чтобы искупаться самому... Даже если вычеркнуть возможность хотя бы полюбоваться красотой Лесс, не то что сделать с ней что-либо еще, все равно – купания однозначно не хватит моим расшатанным нервам. Полежать в прохладной воде, успокоиться... Здорово.
– По крайней мере, твой конь по купанию явно соскучился.
– Согласна...– Она отпустила аккуратно заплетенную косу, а впереди как раз показалась река и берег, усыпанный мелкой галькой.
Речная вода блестела в солнечном свете, как чешуя гигантской змеи. Хотя я и не знаю, встречаются ли в природе серебристые змеи метров этак тридцати в поперечнике. Надеюсь, что нет, ибо проверять свои надежды как-то не хочется. Берег был усеян мелкой галькой и камнями, а частые сосенки создавали впечатление зеленой стены, за которой может прятаться что угодно... Или кто угодно. Дорога шла дальше вдоль берега, но в месте поворота была премилая полянка, на которой мы и расположились.
Сидхе, недолго думая, соскользнула со спины наймара. Сдернула с него одеяло, временно заменившее попону, сбросив на землю. Туда же отправился рюкзак, и я не успел опомниться, как сидхе принялась расшнуровывать высокие сапоги.
– Привал у нас на этом берегу? – уточнил я, стягивая с ног свои сапоги.– Или на тот все же переберемся?
Согласен, глупое предложение – наверняка дорога доведет нас до брода, а затем и до той странной деревеньки. Но должен же я сказать еще какую-нибудь глупость, чтобы хотя бы постепенно снять напряжение?
– Если у тебя есть желание переплывать реку в самом глубоком месте, останавливать не буду,– отрезала сидхе, даже не съязвив по поводу моих слов. А жаль.
Она скинула сначала куртку, потом брюки и, оставшись в одной коротенькой рубашке, опускавшейся на ладонь ниже ягодиц, подхватила своего скакуна под уздцы и пошла к воде. Похоже, она полностью выздоровела – по крайней мере, цвет ее кожи уже не был голубоватым, принимая прежнюю жемчужную белизну.
Я честно старался не особенно отвлекаться на ее длинные и стройные ноги и упругий зад, лишь слегка прикрытый тонкой тканью. У меня честно не получилось... Но разгрузке и расседлыванию коня это все-таки не помешало. Я выудил из рюкзака полосу ткани, в которую раньше были уложены мои инструменты, и, раздевшись догола, обмотал ее вокруг своих бедер. Не хотелось ни мочить одежду, ни злить Лесс своим обнаженным видом. А так – и волки сыты, и овцы целы. Надеюсь... Я повел своего скакуна в воду, возобновляя диалог:
– Что, тут настолько глубоко?