— Кто из нас уродец в большей степени, это вопрос, несомненно, спорный, – важно возразил карлик и снова повернулся к Мисс. – Время вышло, моя кровавая мисс, время кончается и уже не терпит, вы слишком задержались в нашем городе, моя кровавая мисс, жители города устали от вас, вчера мне шепнула по секрету бродячая кошка, что и сам город устал от вас, вам пора в дорогу, моя кровавая мисс!
— Что ты мелешь? – накинулся на него Дан.
— Подожди, – остановила его Мисс. – Значит, мне пора?
— Где же ваше необыкновенное чутье? Вы всегда были так осторожны и осмотрительны, нельзя терять глаза, моя кровавая мисс, тело не умеет смотреть, запомни это. Так ведь можно со всем ослепнуть, и даже не заметить этого! Бойся слепоты, моя кровавая мисс, бойся слепоты!
— Почему ты помогаешь мне? – устало спросила Мисс.
— Вы мне будете должны подарок, моя кровавая мисс. Но я не жадина и не требую этого прямо сейчас, тем более, момент, наверное, не совсем подходящий: у вас же день рождения, моя кровавая мисс! С днем рождения, всяческих благ, и прощайте, моя кровавая мисс!
Карлик закинул мешок за спину и быстро засеменил по улице.
— Кто он? – спросила Мисс, провожая взглядом удаляющуюся фигурку.
— Да так, – уклончиво ответил Дан. – Местный собиратель мусора.
— Я поняла, – сказала Мисс очень серьезно. – Я поняла. Он – это город.
— Брось ты придумывать, – отмахнулся Дан, но Мисс так посмотрела на него, что он замолчал.
— Он – это город, – повторила Мисс. – Боже мой, нелепый уродец, собирающий мусор...
Они вошли в квартиру Дана, уже вымытую и прибранную Сонечкой. Мисс устало опустилась на табуретку в кухне.
— Я уезжаю, карлик был прав, мне действительно пора.
— Тебе надо отдохнуть хотя бы несколько дней, – мягко возразил Дан, и Мисс поняла, что он разговаривает с ней как с сумасшедшей или неизлечимо больной. Она усмехнулась про себя.
— Спасибо, у меня нет времени.
— На ночь глядя я тебя никуда не пущу! – твердо сказал Дан и поднялся. – Мне нужно встретить Сонечку. Обещай, что все будет в порядке.
— Обещаю. В полном, – усмехнулась Мисс. – Я просто сейчас лягу спать. Так что возьми ключи.
— Хорошо, – кивнул Дан. – Ну, пока!
— Пока, – ответила Мисс и повернулась к окну.
На улице шел снег. Первый осенний снег. Снежинки кружились изящным белым хороводом, падали на землю и превращались в грязное черное месиво.
"Зима... – подумала Мисс. – Боже мой, как, оказывается, долго я здесь торчу... Давно пора домой... А где он, дом?.. " Она вспоминала старую, заброшенную, Богом забытую станцию, где они с Яном должны были встретиться, поежилась, встала, поморщившись (потревожила больную руку), и поставила чайник.
— Вот и все... – шептала она, –... вот и все...
А внутри была пустота. И эта пустота плакала и кричала, кричала и плакала...
Раздался звонок. Мисс открыла дверь. На пороге стоял Карл, и она впервые взглянула на него без дрожи, посторонилась:
— Проходи.
— Я говорил с ним, я пытался объяснить ему, – с порога начал Карл.
— Не надо, – остановила его Мисс. – Ничего не надо. Проходи, будем пить чай.
— Что у тебя с рукой? – встревожился Карл, заметив бинт.
— Ты, – серьезно ответила Мисс, разливая чай по стаканам.
Карл замолчал и поднял на нее глаза. Несколько мгновений они смотрели друг на друга.
— Это все ты, – повторила Мисс. – Я завтра уезжаю. Нам слишком много нужно было сказать друг другу с самого начала. А теперь... Пусть ничего никогда сказано не будет. Забудь. Если сможешь, – сказала и пожалела: а если нет?.. – Нельзя терять глаза, так можно совсем ослепнуть, – повторила она слова карлика. – Я буду вспоминать тебя. А на улице снег, – повернулась она к окну.
— Зима почти, – кивнул Карл.
Они пили чай и разговаривали ни о чем, и это был один из самых спокойных вечеров, потому что все было сказано и ничего сказано не было.
Утро вставало рваное и седое, ветер нес откуда-то клочья бумаги, окунал их в лужи, катил по грязи, облака тянулись дырявым полотнищем по всему небу, штопающему прорехи свинцовыми лоскутьями, голые ветви торчали, как штыки винтовок, нагибаясь разом, как на строевом учении, по команде, на плечо! на-пра-во! ко-ли!
Мисс шла по пустынным улицам, таща картину и рюкзак, ежилась от пронизывающего ветра, убирала брошенные в лицо волосы, упрямо перешагивала через лужи и обходила грязь. Город провожал ее темными зрачками спящих окон, уныло-угрожающими лицами кирпичных домов, зевающими дырами подъездов, настороженно наблюдая, словно желая до конца убедиться, что она действительно уходит и вот-вот уберется совсем.
На самой окраине Мисс увидела скорчившуюся в подворотне фигуру карлика, забывшегося в тяжелом, но чутком сне. Она осторожно подошла поближе и протянула руку, чтобы тронуть его за плечо, но карлик моментально открыл глаза, и настороженность с его лица исчезла, уступив место радостной улыбке:
— С добрым утром! Вы сегодня рано поднялись, моя кровавая мисс! Я еще не собрал ничего с улиц нашего города, и мне нечего подарить вам на память, какая жалость, какая жалость, моя кровавая мисс... – запричитал он.
— Ничего, – утешила его Мисс. – Зато у меня есть кое-что для тебя.