По дороге в вечность

Эндрю умеет сделать зиму жаркой. Я всегда считала, что парни в маленьких шапочках выглядят сексуально, но Эндрю в своей дизайнерской черной куртке, вязаной шапочке, темно-сером свитере, темных джинсах и ботинках «Док Мартенс» выглядит так, словно он и является подарком на мой день рождения. Я улыбаюсь, думая об этом. Взявшись за руки, мы вместе с небольшой группой экскурсантов спешим к зданию маяка. Всем хочется поскорее попасть внутрь, где тепло. Три девицы (такие же туристы, как мы) глазеют на Эндрю, разинув рты. Девицы постоянно на него заглядываются, пора бы мне привыкнуть. Я тайно злорадствую. А кто бы не злорадствовал на моем месте? Эндрю – настоящий секс-символ. Недаром одно время он работал в модельном бизнесе. Он не любит об этом говорить. Я часто поддразниваю его модельным прошлым. Мне нравится смотреть, как Эндрю морщится и дергается. Он стал реже бриться. Его подбородок украшает щетина, которая тоже смотрится очень сексуально.

По винтовой лестнице мы взбираемся на самый верх. Там оборудована небольшая смотровая площадка. Изучаем окрестности. Хоть какое-то занятие. Мы в машине устроили что-то вроде игры: ездим по городу, выбираем понравившееся место и идем смотреть. Но в холодные месяцы это не так интересно, как летом. Мы сплетаем руки и прижимаемся друг к другу. Иначе нельзя. Ветер так и свищет. На высоте он еще холоднее. Думаю, мои нос и щеки уже покраснели.

– С меня хватит! – почти хором произносим мы через пять минут.

Почти бегом возвращаемся к машине.

– Может, сходим в кино? – предлагает Эндрю. – Хорошо, помню… мы впали в спячку.

Мы долго сидим и решаем, чем заняться дальше.

– Давай просто покатаемся, – предлагаю я, устав ждать.

– А может, вообще поедем дальше?

– Если хочешь, – пожимаю плечами я.

И тут я замечаю щит со странной надписью: «Ловите „блох“ на нашем блошином рынке! У нас полным-полно старых и старинных вещей».

– Займемся шопингом, – предлагаю я.

– Шопингом? – кисло переспрашивает Эндрю.

Киваю в сторону щита:

– Я же не зову тебя в гипермаркет. На блошиных рынках иногда попадаются редкие вещицы.

Лицо Эндрю по-прежнему непроницаемо. Думаю, он сейчас прикидывает, что лучше: вылезать на холод и болтаться по блошиному рынку или сидеть в теплой машине, погрузившись в тупое безделье.

Впрочем, у него нет выбора. Сегодня – мой день. Эндрю подкатывает к стоянке. Мы вылезаем и идем к прилавкам и лоткам блошиного рынка. Чего тут только нет! Куча старых шляп, которые сейчас смотрятся довольно глупо. Старинный набор инструментов для дантистов (меня передергивает), сделанные вручную пледы и одеяла. Видеокассеты эпохи пленочных видеомагнитофонов. Эндрю равнодушно скользит глазами по прилавкам, пока не замечает деревянный ящик с виниловыми пластинками.

– Как давно я не держал в руках пластинку с записями «Лед Зеппелин», – говорит он, доставая ее из общего развала.

Конверт пластинки весь мятый и выцветший. Скорее всего, она лет тридцать провалялась на чердаке. Но Эндрю держит пластинку так, словно перед ним – раритет, хранившийся в сейфе и ничуть не потерявший первоначального вида.

– Ты никак собираешься ее купить?

– А почему бы нет? – вопросом отвечает он, не глядя на меня.

– Потому что это не диск, а пластинка!

– Но это не просто пластинка, – возражает Эндрю, мельком глянув на меня. – На ней записаны песни «Лед Зеппелин».

– И что из этого?

Он не отвечает.

– Эндрю, на чем ты собираешься ее слушать? – продолжаю я.

Он зачарованно разглядывает пластинку, потом говорит:

– Я бы и не стал ее слушать.

– В таком случае зачем ее покупать? – спрашиваю я и отвечаю за него, добавив к словам порцию сарказма: – Понимаю: страсть коллекционера. Можно прикрепить пластинку прямо к заднему сиденью. – Я усмехаюсь.

– Зачем же к заднему? Туда я бы пересадил тебя, а пластинку бы прикрепил к пассажирскому.

Такого ответа я не ждала.

Эндрю улыбается и возвращает пластинку в ящик.

– Я не собираюсь ее покупать, – говорит он, беря меня за руку.

Мы бредем дальше и через несколько минут оказываемся в павильончике, забитом винтажной одеждой. Я начинаю методично просматривать все, что красуется на вешалках. Эндрю идет по соседнему ряду. Там на прилавке выложены сотни DVD-дисков и «блю-реев». Он замирает, скрестив руки. Только глаза скользят по названиям. Павильончики разделяются сетчатыми деревянными планками. Я возвращаюсь к одежде и чувствую жгучую потребность хотя бы потрогать каждое платье. У меня тяга к старым платьям и тем, что сделаны «под старину». Я их никогда не примеряла, не говоря уже о том, чтобы купить. С восхищением смотрю на них и представляю, как бы выглядела в этих нарядах. Я вовсе не тряпичница, однако не могу отказать себе в удовольствии хотя бы поглазеть на них и потрогать руками.

Раздвигаю тонкие металлические вешалки, на которых висят платья. Мне хочется увидеть их во всем великолепии. Кстати, тут не только платья. Есть блузки с широкими рукавами и кожаными кружевами, корсеты, платья под Викторианскую эпоху с длинными рукавами и оборками и такая же обувь.

А это что?