Герман сидел на репетиционной базе и курил траву. Ему надо было как-то унять боль в колене, когда перестали действовать анальгетики. Марихуана оставалась самым верным и надёжным лекарством. Он всегда приходил раньше, чтобы повозиться со звуком, потому что уже не было сил торчать дома одному, там посреди всякого хлама и воспоминаний. Иногда становилось невыносимо слушать треск пластинок и шум дождя, пусть даже они стали самыми любимыми звуками жизни. «Старость не в годах, — подумал он. — Она в голове. Она приходит тогда, когда ты болен и никому не нужен». Когда тебе одиноко и холодно внутри, мысль о том, что тобой восхищаются тысячи, а может быть, и миллионы людей, ничуть не греет.
Пришёл Дани и сел рядом на диван. На нём была какая-то яркая майка с кислотными разводами, хотя обычно он всегда ходил в чёрном. Герман зажмурился, его глаза не переносили даже простой насыщенности цвета. Эти яркие пятна стали чем-то враждебным для его мира, тем, чего не должно было быть. Все намёки на радость казались Герману невыносимыми на фоне его культа страдания.
— Как ты? — спросил басист.
— Разве ты не видишь, что всё отлично? — саркастически ответил Герман.
— Так что с тобой?
— Моё проклятое колено продолжает ныть.
Герман вдруг припомнил тот день пару месяцев назад, когда Макс потащил его кататься за город. Закатное солнце, бескрайние поля, полупустое шоссе. В глазах его играла дьявольщина с примесью опиатов и транквилизатора. И всё прекрасно. Только Герман вдруг некстати припомнил шутку Дани, что Макс водит как Винс Нэйл и за руль с ним садится себе дороже. Они ехали по бескрайним полям, солнце следило за ними своим единственным глазом. Шоссе заливал золотой свет. В колонках играло «Knocking on heavens door» в исполнении Боба Дилана. Германа немного коробило от этой песни. Он вообще в последнее время предпочитал что-то потяжелее. Макс подпевал вполголоса.
Ветер развивал его выгоревшие соломенные волосы. Он спрятал глаза под тёмными очками. Становилось трудно понять, о чём он думает на данный момент. Что за дурацкая тяга к открытым машинам? Герман не видел здесь ничего кроме желания покрасоваться. Тем не менее, они были счастливы, словно вновь вернулись на семь лет назад, когда между ними ещё царило полное взаимопонимание.
— Скорость — одна из немногих вещей, которые способы сделать меня счастливым, за исключением музыки и наркотиков, — сказал Макс, обращаясь скорее к себе самому, сильнее нажимая на педаль газа.
Засвистело в ушах от ветра.
— Бля, это же собака! — закричал он вдруг, стараясь со всех сил вывернуть руль.
Герману показалось, что в тот момент кто-то тряхнул земную твердь. Оскаленный зверь планеты стремился стряхнуть их себя словно парочку вшей. Герман знал, что скоро последует столкновение и постарался на время покинуть своё тело. Секунды размотались словно кишки. Удар о столб был чем-то привычным и ожидаемым. Треснуло лобовое стекло, рассыпаясь градом осколков. Хорошо хоть подушка безопасности сработала.
— Ебать мой мозг! — Макс выскочил из машины, оглядывая повреждения.
С досады он ударил ногой по колесу.
— Что сидишь? Вылезай отсюда, — обратился он к Герману, который досадно потирал ушибленный лоб. Удар пришёлся ближе к пассажирскому сиденью.
— Я не могу, кажется, я ногу сломал.
Герман открыл дверь и сделал попытку встать. Но раскалённый асфальт стал вдруг мучительно близок.
Макс не обратил на него внимания, созерцая труп огромной собаки, размазанный по дороге. Последние лучи солнца отлично гармонировали с лужей свежей крови. Красная колея тянулась на пару метров вперёд. Колесо продавило пса где-то посередине, но тот был ещё жив, несмотря на торчащее месиво внутренностей. Его лапы всё ещё скребли по асфальту, а изо рта текла красная пена. Макс присел возле него на корточки с выражением ужаса на лице.
— Я убийца, — прошептал он, хватаясь за голову.
— Что делать? — спросил Макс, поворачиваясь в сторону сидящего на земле Германа. — Я, правда, не хотел никого убивать. У него ошейник. Значит, у него был хозяин. Пиздец просто, — из под тёмных очков заструились слёзы.
Герман кипел от боли и злости. У него сломана нога, а Макс думает о какой-то собаке.
— Идиот, я сейчас сдохну! Вызови, блять, скорую.
Макс озадачено уставился на дисплей смартфона.
— Сеть не ловит… Не думал, что такое ещё встречается в наше время. Я сбегаю за помощью, — сказал он, удаляясь в сгущающиеся сумерки.
Герман остался один наедине с умирающей собакой и наступающей ночью. Никогда ещё в жизни он не чувствовал себя таких одиноким. Страх нарастал с каждой минутой ожидания. Этот час растянулся на вечность. Только подумать, какой-то час назад ты был счастлив, а теперь сидишь на земле с раздробленной коленной чашечкой, мучаясь от боли и страха. А ещё есть очень чёткая уверенность в том, что тебя предали. Лучше было бы умереть. Тогда не было бы ничего этого. Герман прекрасно знал, что Максу на него наплевать.