По дорожкам битого стекла

Герман ничего не ответил, продолжая наблюдать за плавностью её движений. Она словно сделана из волн. Он припомнил, что сегодня она называлась Анаис. Она приблизилась к Максу и провела рукой по его щеке. Их взгляды пересеклись. Казалось, что глаза у неё какого-то необычного цвета, то ли василькового, то ли вообще лилового. Но, это всё скорее всего, галлюцинации в темноте.

— Ты красивый, — сказала она, осторожно целуя в губы.

В её слюне была мята и что-то спиртное. Макс коснулся руками её груди, осторожно сжимая соски. Ещё никогда ему не доводилось трогать девушек так в первые минуты знакомства. Но она была не против. Герман наблюдал за всем лёжа по другую сторону кровати с видом сытого удава. Она уже сидела на Максе, запуская руки ему под футболку. Снова какой-то туман, лёгкое помутнение, сознание и он не понял, как оказался в ней. В тот момент ему почему-то показалось, что он весь в её власти и плавно растворяется в её соках. Вспомнилось что-то про суккубов и ещё бог знает что, прежде чем он понял, что это обычный секс под веществами и ничего жуткого тут нет. Ощущения и восприятие обострилось до предела. И Герман тоже был с ней и в ней. Во всём этом акте была странная порочная нежность. На какой-то миг им даже казалось, что они слышат мысли друг друга и чувствуют то же самое.

Это длилось долго, даже слишком долго. Или просто время под травой тянулось гораздо медленнее. Всё казалось таким безумным и лишённым смысла, что становилось странно. А потом не стало ничего.

— У тебя такой взгляд, что я подумала, будто ты девственник, — послушался Максу её голос сквозь сон.

Они уже не видели рассвета за плотными шторами, всё для них слилось в сплошную ночь.

Глава 2

Макс проснулся, видя вокруг себя черноту. Сначала ему показалось, что это продолжение предыдущей ночи, однако очень скоро он понял, что это уже начало ночи следующей. Он чувствовал жар прижимающегося к нему тела, он уже слишком давно привык просыпаться один. В этом было какое-то непередаваемое приятно забытье.

— Твою мать, что, вообще, вчера было? — спросил он, скорее у самого себя.

— Ничего особенного, — спокойно ответил Герман.

— А, кажись, вспоминаю… Чёрт, я трахнул твою девушку… извини, — это прозвучало так по-дурацки наивно.

— Ничего страшного. Я сам этого хотел, к тому же она не моя девушка. Не люблю эти штампы. Мы просто живём вместе, мы просто друзья.

Они вставали с кровати, не глядя друг на друга, чтобы проскитаться по квартире двадцать минут, уподобляясь зомби, забывая свои цели и смысл. Проснувшись ночью, тяжело понять суть своего пробуждения.

— В принципе, я даже смогу приготовить завтрак, — Макс по-хозяйски нырнул в холодильник.

— Ненавижу, когда готовят мужики, — сказал Герман.

— Мне просто до ужаса захотелось сделать пожрать.

— Валяй, если сможешь меня удивить.

Умение готовить очень полезно для того, кто привык скитаться по впискам — это своеобразная плата за присутствие.

— Она опять куда-то ушла, так что мы с тобой сегодня одни, — как-то зловеще произнёс Герман.

— И что? — равнодушно спросил Макс.

— Ничего. Просто порой её присутствие меня раздражает.

— Именно поэтому у меня нет девушки. Я люблю просыпаться один.

Макс размахивал ножом в воздухе, словно разделывая невидимый труп.

— Я думал, потому что ты её убил.

— Я бы с радостью, но…

— Ты просто слишком добрый. Люди типа тебя не в силах убить кого-то кроме себя.

Нож врезался в куриную плоть, словно стараясь опровергнуть доброту своего хозяина. Но во всех его движениях было маниакальное сострадание с преклонением перед смертью.

— Не понимаю веганов, — хмыкнул Герман. — Их пугает вкус смерти в мясе, а мне же он нравится больше всего.

— Сегодня у нас на завтрак куриная смерть со спагетти.

Кухня наполнялась запахом еды. Становилось жарко, но в то же время, уютно.

Они сли есть, запивая спагетти пивком из холодильника.

Завтрак, вернее — ужин, погрузился в молчание. Секунды тишины складывались в минуты. Было слышно, как тикают часы, и гудит дорога за окном.

— Знаешь что, если ты уйдёшь отсюда, я себе этого не прощу, — начал Герман; как всегда, слова опережали его сознание. — Такие встречи неспроста. Что-то подсказывает мне, что твоё появление должно изменить мою жизнь.

— Ты о чём? — повёл бровью Макс.

— Я о твоём голосе. Он до сих пор не уходит у меня из головы. Это просто потрясающе. Если научить тебя правильно им пользоваться, то мы сможем покорить этот мир. Не зря же я убил двенадцать лет своей жизни на музыку.

— Я и думать уже забыл об этом. Когда-то лет в четырнадцать мы создали свою группу, чтобы играть в подвале эти рваные рифы панк-рока. Страшная глупость, как мне кажется с высоты прожитых лет. Потом все угомонились, вчерашние панки разбрелись по институтам или молча канули в Лету.

Герман слегка поперхнулся:

— Не сравнивай это, чёрт возьми. Я говорю тебе совсем о другой музыке.