По другую сторону надежды

Яркие — пронзительно, нечеловечески — яркие зеленые глаза. Смуглая обветренная кожа, грубоватый овал лица. Сжатые в тонкую ниточку бескровные губы, волевой, четко очерченный подбородок. Полурасстегнутая рубашка, в вырезе которой заметна тонкая желтоватая цепочка. Наверное, золотая, равнодушно подумал Драко, скользя взглядом по безволосой груди, по широким плечам, по плоскому животу… Незнакомец был сухопарым, подтянутым, но не худым.

А еще — у него был странный взгляд. Судя по лицу, он был, скорее, среднего возраста, судя по глазам — он был старше всех в этом мире. В них не было чего-то, что просто обязано быть в глазах человека. Жизни? Чувств? Интереса? Драко не мог подобрать точного определения. Он знал одно — этот взгляд вызывал желание отвернуться, встать, выйти из комнаты и никогда больше не встречаться с его обладателем. Даже не выяснив, что они вообще делали в одной спальне и как оказались там вместе. Возможно, даже оставив ему все, что он попросит.

Человеку с таким взглядом почему-то совершенно не хочется возражать.

Последней деталью внешности незнакомца, за которую зацепилось внимание Малфоя, была обильная, местами сливающаяся в целые белоснежные пряди, седина в его густых, черных, как смоль, волосах — непослушных, растрепанных, торчащих спросонья в разные стороны.

— Кто ты? — хрипло спросил незнакомец, припечатывая Драко к подушке тяжелым, пристальным взглядом.

* * *

Выдираясь из объятий сна, вольно раскинувшись на мягком ложе, Гарри чувствовал только блаженно ноющие мышцы. Усталость отступила, превратившись в ровный тягучий фон, на который не стоило обращать внимания — наверняка, пройдет к вечеру. Опустошение и вымотанность сменились здоровым напряжением, в голове быстро и четко отщелкивали варианты того, что предстоит сделать и с чем разобраться.

Самой большой и, наверное, странной задачей был тот, чьи плечи он обнимал, проснувшись, запустив пальцы в мягкие светлые волосы. Гарри был абсолютно уверен, что не знает этого мужчину. То есть, сначала, когда он только просыпался, ему показалось совершенно иначе — но мало ли чего спросонья не покажется! Просто… у лежащего рядом был запах родного человека. Человека, за которого, не задумываясь, бросаешься в бушующее пламя, защитить которого — цель и смысл твоей жизни.

У него были до умопомрачения ласковые руки, способные одним прикосновением вызвать бурю эмоций, и в его волосы хотелось зарыться лицом, вдыхая их аромат, пока не закружится голова, и еще — он так доверчиво, так трогательно прижимался щекой к груди Гарри… Сердце дрогнуло, и от горькой, почти болезненной нежности на миг перехватило дыхание — на какую-то долю секунды Гарри показалось, что еще чуть-чуть, и он вспомнит что-то очень важное об этом человеке, что-то, что перевернет всю его жизнь…

Что-то, от чего едва затянувшийся, еще кровоточащий нарост на сердце лопнет, и плотина чувств хлынет, прорвется наружу, смяв, затопив, похоронив под собой. И эта смерть будет настолько сладкой, что Гарри нестерпимо захотелось собраться и вспомнить все, все, что он знает об этом хрупком парне, вспомнить, что их связывает, что он прячет в себе. И — будь что будет…

Тело внезапно взорвалось дикой, безумной, нечеловеческой болью — словно кто-то вонзил чуть правее сердца пылающий нож и начал вертеть им, выворачивая душу, выжигая ее из груди. Гарри продержался несколько секунд, изо всех сил стискивая зубы, а потом откинулся на спину и закричал, царапая ногтями горящую грудную клетку, чувствуя, как боль охватывает виски, сжимая их, застилая глаза пеленой кровавого тумана, сминая в кашу рассудок…

А потом боль выключилась, словно оборвавшийся поток энергии, и Гарри жадно хватал ртом воздух, со сдавленными стонами восстанавливая дыхание, боясь оторвать руки от груди, боясь, что приступ вернется и разворотит его на осколки, на ошметки, на искры… Превратит его в кричащее безумное существо.

Мысль пугала. Гарри подумал, что, вероятно, когда-то видел таких людей — которые сошли с ума от боли и доживают свой век безмозглыми растениями. Он был уверен, что это — страшное зрелище.

Слева от него на кровати лежал, запрокинув голову, светловолосый парень — глядя в потолок и тяжело дыша, он потирал запястье — видимо, ноющее. Гарри вгляделся в его лицо, пытаясь понять, кто он и что здесь делает.

Чуть раскрасневшееся лицо с тонкими, изящными чертами. Бледная кожа, красиво очерченные губы, темно-золотистые ресницы прикрывают глубокие серые глаза, из которых на мир смотрит клубящаяся бездна. Без дна.

Тонкая, стройная, гибкая фигура. Гарри подумал, что всякий, видевший этого парня впервые, принял бы его за хрупкого юношу — и здорово бы при этом ошибся. В незнакомце чувствовалась сила упругого хлыста, который можно пытаться гнуть, но невозможно сломать. Сила дремлющей гремучей змеи, которую достаточно потревожить, чтобы умереть, даже не успев понять, откуда именно пришла смерть — настолько быстро расслабленная тускло блестящая лента превращается в разъяренную, беспощадную хищницу.