По дуге большого круга

Евгений долго ломал голову над тем, как же судостроители умудрились втиснуть в укороченный корпус катера всю его энергосиловую и боевую начинку? Действительно, голь на выдумки хитра.

И все-таки чувствовали Гуримовы себя в Сосновке одинокими. Вроде бы и знакомые хорошие появились, и служба нравится, и климат нормальный: зима – так зима, лето – так лето, и квартира какая-никакая была, а тянуло их на Дальний Восток, и все тут.

– Ну что, Свеченька, рванем-ка мы, как наши родители, опять по «дуге большого круга», а? Не прижились мы здесь, да и вряд ли приживемся, – обратился как-то к Светлане Евгений.

– Да я бы с удовольствием, – согласилась та. – А где жить-то будем? – спросила она после недолгого раздумья.

– Да не пропадем. Устраиваются же как-то другие, – ответил муж.

Они несколько раз возвращались к обсуждению этого вопроса и окончательно решили – пора уезжать!

Евгений подал рапорт о переводе на Тихоокеанский флот.

Узнав о желании Евгения, кадровик не замедлил прокомментировать это известие:

– Все умные люди бегут с Дальнего Востока в любое место в европейской части, а ты решил уподобиться братцу Иванушке. Первый раз с таким дураком встречаюсь за тридцать лет своей безупречной службы.

Ну и пусть говорит, что думает: на начальственный роток не накинешь платок. В конце концов Иван-дурак на поверку оказывался умным парнем.

Владивосток для семьи Гуримовых – это родные им люди, хотя и живут в Уссурийске, но это всего 100 километров разницы, а не 8000, как от Сосновки. А для Евгения это не только главная база Тихоокеанского флота, но и дальневосточный центр судостроительной науки. Во Владивостоке, наконец, родной политехнический институт…

Евгений снова пару раз съездил в Москву по дороге, которую проторил по указке военкома всего год назад. Наконец кадровики из Главного штаба ВМФ решили, что как специалист лейтенант Гуримов крайне необходим Тихоокеанскому флоту. Перевод состоялся.

Ближе к осени они уже мотались по железнодорожным и авиа-вокзалам с восьмимесячной дочкой, добираясь до Владивостока на Тихоокеанский флот. Муж рассказывал, что в кадрах Военно-морского флота, куда он собирался с рапортом о переводе, ему не раз говорили:

– Интересно, другие оттуда бегут, а он туда просится!..

Начинался новый крутой поворот по «дуге большого круга».

И вот Гуримовы снова во Владивостоке.

Когда Евгению Петровичу случалось столкнуться с воспоминаниями о юности, он всегда удивлялся тому, что первая, еще школьная встреча с Владивостоком не оставила никаких особых эмоций и впечатлений.

Любовь к этому городу пришла к нему через год с небольшим. Они поехали сдавать документы для поступления в институт. Они – это три Евгения, три тезки, три одноклассника. Один собирался поступать на кораблестроительный факультет, другой – на геологический, а третий – на горный. В ожидании вызова на вступительные экзамены остановились у бабушки одноклассницы Светланы.

В первый же день, вернее, вечер, они взобрались на Орлиную сопку. Стояла обычная для Владивостока июльская погода – морось. Уже зажглись уличные фонари. Внизу, по улице Ленинской, «проплывали» трамваи, а по бухте «Золотой Рог» сновали расцвеченные навигационными огнями катера. Туманистая морось несколько размывала это разноцветное великолепие вечернего города.

Где-то Евгений читал, что художники-импрессионисты были, как правило, близорукими и поэтому видели окружающий их мир не в четком фокусе, а несколько размытым, словно в тумане.

Позже он познакомился с картинами известного приморского художника К. Шебеко, посвященными Владивостоку. Они изображали город таким, каким Евгений увидел Владивосток с высоты Орлиной сопки первый раз в своей жизни.

Возможно, это импрессионистское видение краевого центра в первый вечер самостоятельного знакомства с городом потрясло и заставило влюбиться в город окончательно и бесповоротно. Владивосток стал городом его мечты.

Впоследствии днем ли, ночью ли, в ненастье или при хорошей погоде он с волнением заходил в бухту Золотого Рога, то как палубный матрос, готовясь к швартовке теплохода «Владивосток», во время студенческой плавательной практики, то уже как офицер Военно-морского флота, находясь на мостике подводной лодки или надводного корабля. И не ошибался в своих ожиданиях. Всегда узнаваемый, Владивосток вдруг открывался с какой-то новой стороны. Так любимая женщина умеет всю жизнь быть таинственной, осторожно и нежно год за годом приоткрывая одну за другой свои тайны, и все-таки всегда оставаясь чуточку незнакомой, чуточку неизвестной и неизведанной, призрачной, как мир импрессионистов, и в то же время близкой и явственной.

Когда-то Эрнест Хемингуэй написал книгу «Праздник, который всегда с тобой». Эта книга о Париже, городе, который всегда как праздник. Евгений Петрович за время своей службы и работы повидал много городов – российских и зарубежных, больших и маленьких, но ни один из них не сумел так запасть в душу, стать такими родным, каким стал для него Владивосток.