По дуге большого круга

— Капитан «Рязани» сообщает, что принялся снимать людей с «Лебедя», — сказал главный инженер. — Так что успокойтесь, дорогие женщины… Все обошлось, все идет наилучшим образом. Траулером, видимо, придется пожертвовать, «Лебедь» едва удерживается на плаву. Ну да бог с ним, с судном… Вы же знаете: для нас главное — люди. А экипаж будет сейчас в безопасности.

«Надо срочно позвонить Вале», — решила я и бросилась вниз. Но у автомата была очередь, жены рыбаков ободряли оставшихся дома близких. Наконец я смогла опустить «двушку» в прорезь аппарата.

— Сейчас приеду в порт и заберу тебя, — сказала Валя. — И покормлю обедом… Ведь маковой росинки во рту небось не было за целый день.

— Мне не хочется, — сказала я. — А ее здесь так и не было, Валя…

Я говорила о Журавской.

— Вот и хорошо, — неопределенно ответила она. — Сейчас приеду.

Когда я вернулась в приемную, главного инженера там не было, а вокруг на все лады обсуждали последние новости:

— Как они доберутся до дому?

— На плавбазе доставят. И всех делов-то…

— Хорошо, что люди все живы.

— Да, жертв вроде бы нет. Говорят, что всех спасли…

— Не всех… Будто бы капитан остался на судне. Не захотел покидать.

— Чего это он? Али суда убоялся?

— Вот если б погиб кто… А раз всех забрали, то зря!

Теперь женщины говорили вовсе другими голосами. Они облегченно вздохнули, узнав, что на этот раз их мужей миновала лихая рыбачья доля. Конечно, жаль им было и капитана, хотя они явно осуждали его за непонятный для них поступок, но радость от доброй вести так и рвалась наружу из просветленных, успокоившихся душ.

Я медленно повернулась к двери и, ни на кого не глядя, неверными шагами направилась к выходу.

Оживленно говорившие вокруг женщины замолкли и удивленно смотрели на вымученную жалкую улыбку, неестественно застывшую на моем лице.

Не знали они, эти рыбацкие жены, что жертвы были уже в первый момент катастрофы и что на «Лебеде» находилось два капитана.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

«Лебедь» резко качнуло, и, когда судно выправилось, стало заметно, как увеличился крен на левый борт.

Рябов выругался сквозь зубы, почувствовал на себе взгляд, повернулся и увидел, как Решевский, он стоял в другом углу рулевой рубки, отводит глаза.

Размышляя о том, что сейчас делается в машине, как туго приходится стармеху Иконьеву и его ребятам, Рябов исхитрился подумать о двусмысленном положении дублера. И в самом деле, наступил тот момент, когда возникает наконец острая потребность в строжайшем единоначалии, вот теперь и проявляет себя не стоящий никаких вахт капитан в полной мере. У каждого члена экипажа четко расписанные, выверенные горькой практикой морских аварий обязанности, и только дублеру капитана попросту нечего делать сейчас… Но ведь он, Решевский, тоже капитан… И не может оставаться безучастным, когда гибнет судно.

«Еще не гибнет, — строго заметил самому себе Рябов. — Я пока держусь, не имею права не продержаться…»

Он вспомнил, что Решевский уже спрашивал у него разрешения уйти в машину, где пытались залатать дырищу, что проделал им айсберг, но Рябов сказал, пусть остается на мостике.

Только зачем он здесь? Торчит в углу, будто укоряющая совесть. Решевский ведь отговаривал его… Ну да ладно, чего уж там, не нужны сейчас никакие угрызения. Они расхолаживают, теребят волю, а ее нужно в комок, в кулак, в железную узду! Вот так…

Рябов схватил трубку телефона, который напрямую связывал мостик с машинным отделением.

— В машине! — крикнул он.

Никто не отозвался. Рябову показалось, будто слышит, как шумит вода, врываясь в утробу «Лебедя», но это явная чепуха, ведь никто внизу не снял трубку…

— Капитан!

Рябов повернулся.

В дверях рубки стоял дед Иконьев.

Без фуражки, в замасленной телогрейке, мокрых брюках, на ногах — серые от воды кеды. Вид у стармеха был сверхбичёвский…

«Работяга, — тепло подумал об Иконьеве капитан, — в деле обо всем забывает. И про чистую рубаху не вспомнит…»

— Рефотделение полностью затоплено, но мы его изолировали, капитан, — устало проговорил стармех. — Только пробоина захватила и двойное дно. Вода поступает оттуда в машину… Система не успевает откачивать ее. Наверно, где-то есть еще дырки.

— Так найдите их и заделайте, — резко сказал Рябов.

Никогда не любил он чего-то неопределенного. Если вода поступает внутрь, надо ее откачивать. Если есть пробоина, ее следует обнаружить и ликвидировать поступление воды.

— Где старпом? — спросил Рябов, хотя знал, что сам отослал его с боцманом вниз.

— Готовит цементный ящик, — ответил Иконьев. — Только при наших повреждениях это мертвому припарки.

— Пусть заведут второй пластырь, — распорядился капитан. — Авось он прикроет то, чего не закрыл первый…

Решевский понял, что это распоряжение относится к нему, и ступил на два шага в центр рубки, к штурвалу. И Решевский не ошибся, потому как, увидев его движение, Рябов кивнул.

— Попробуйте спустить пластырь пониже, на стык обшивки и двойного дна.

«Там, видно, и есть нижний край пробоины, — подумал Рябов. — Изнутри его не обнаружить, а вода поступает, она всегда найдет для себя путь…»