По ее следам

Некоторые свидетели приезжают сами, вытряхивая последние крохи воспоминаний из своей дырявой памяти и карманов, и я рефлекторно хватаюсь за блокнот или диктофон. Этот проект стал моей навязчивой идеей.

– Это вы специалист по Алисе? – обратилась ко мне юная леди сегодня утром. Хм, неплохое прозвище. Она протягивала телефон, словно подношение. – Ничего особенного, только эсэмэска… Последняя. От Алисы.

Пролистывая собранные данные, я задумался: а что это, собственно, такое? Фотография, присланная одноклассницей – поход в рамках программы герцога Эдинбургского, Алиса стоит возле палатки. Фото из музея сестер Бронте и комментарий из электронного сообщения: «Бедные жители Хауорта не ведали, откуда к ним нагрянет беда». Записка от соседей, знавших Алису еще совсем крохой: «даже через изгородь было видно, как она скачет на батуте».

– Похоже на некролог, – заметила Флисс.

– И вправду, – ответил я, представляя скупые заметки по поводу собственной смерти: пара абзацев в университетском журнале, четверть колонки в стенгазете.

Я умираю, Ларри. Вот так-то. Теперь я могу произнести это вслух, а поначалу не выходило. Меня ждет смерть не в отвлеченном философском смысле («все мы постепенно умираем», как любят говорить студенты), а в самом что ни на есть буквальном. Не завтра, конечно. Это Рождество я переживу и следующее тоже. И, может, еще одно. Скучный я человек, даже умереть не могу эффектно.

Интересно, как пройдут последние мгновения? Где все случится? Что я почувствую? Жена будет сидеть рядом, держать меня за руку – хотя это, скорее, облагороженная версия для телесериалов. Может, я просто ничего не замечу. Или замечу, но все будет таким смутным, размытым, что станет только хуже: запутанный переход от жизни… к чему? Еще один вопрос, на который мы так и не смогли ответить, несмотря на всю нашу ученую мудрость. Я не уйду безропотно во тьму, Ларри. Пришло время расставить точки на «i» и рассказать правду. Об Алисе, обо мне, обо всем остальном.

Не знаю, как идут дела в твоем университете, но у нас на кафедре все относятся ко мне с непередаваемым презрением. «Как продвигается проект “Сэлмон”?» – снисходительно поинтересовался один из профессоров сегодня утром. Да гори оно синим пламенем! Я всю жизнь добивался одобрения коллег, но они изучают чужие идеи только с двумя целями: позаимствовать удачную мысль или позлорадствовать над неудачной. И с этими людьми я общался столько лет?.. Как стая лисиц, вечно готовы вынюхивать друг у друга под хвостом.

Сомневаюсь, что местные новости – даже самые важные – доходят до твоего уголка земного шара, но, возможно, ты уже знаешь отдельные аспекты этой истории. СМИ налетели на нее, словно шакалы на падаль, упустив, разумеется, добрую половину фактов. По крайней мере, пока. Хотя я постараюсь сохранять беспристрастность, Ларри, надеюсь, ты простишь меня, если я умолчу о некоторых подробностях. Как говорил Дэвид Лоуренс, никогда не верь рассказчику – верь повествованию. Прояви снисхождение, моя исследовательская хватка уже не та, какой была раньше. Я никогда не врал тебе – только не умышленно! – но в ближайшие месяцы мне придется сопротивляться возрастающему искушению. Слишком много нелестных для меня фактов: ложь, измены, одержимость, бесконечные отговорки – даже не знаю, с чего начать.

Учитывая нашу последнюю встречу с Алисой, придется соблюдать осторожность. Мне нужно пройти до конца. Несомненно, портрет этой девушки, написанный моей рукой, никогда не станет исчерпывающим, однако тут нужно помнить о японском искусстве «кинцуги» – согласно его философии, трещины и изъяны являются неотъемлемой частью истории предмета. Среди лебединых песен моя будет не самой худшей.

А сегодня утром эта девушка принесла мне свой телефон, как удивительную археологическую находку. Ее звали Меган – хорошенькая сотрудница рекламного агентства. «Я так любила Алису», – сказала она.

Я не мог отвести взгляд от ее рук – ногти покрыты ярко-красным лаком – и представлял, как эти руки прикасаются к моей бледной старческой коже. «Разве ваши чувства переменились? – спросил я. – Неужели вы перестали любить ее после смерти?» Нам так трудно смириться с прошедшим временем, даже странно. Любил. Люблю. Знал, знаю. Хотел, хочу. Наши друзья – я называю их «друзьями», но мы уже давно не общаемся – потеряли одного из своих сыновей, когда тот был подростком. Их всегда ставил в тупик простейший вопрос: сколько у вас детей?

– Я люблю ее, – ответила Меган.

– Знаю, милая, – откликнулся я и протянул руку.

Она отпрянула, словно на всем белом свете не было ничего отвратительнее старика, стоящего перед ней.

– Откуда вам знать?

– Я тоже ее люблю.

* * *

Статья, опубликованная на веб-сайте Nationalgazette.co.uk 6 февраля 2012 г.

Трагическая гибель журналистки у разрушенного моста