По ее следам

Потом кто-то процитировал шутку: «После смерти волосы и ногти продолжают расти, а телефонные звонки сходят на нет», – и разговор перешел на какие-то отвлеченные темы. Система здравоохранения, доклад Левесона, профсоюзные переговоры об увеличении зарплаты и последние события в Сирии… А мне вспомнился ее выпускной. Никто не удивился, когда я пришел на студенческий праздник. Что тут такого? Профессор, авторитетный и уважаемый сотрудник кафедры. Маленький винтик огромной университетской системы. Просто хотелось пожелать счастливого пути всем выпускникам 2007 года, проводить их в новую жизнь. Весь вечер я молча стоял в стороне – пожалуй, эту фразу можно написать на моей могиле – и наблюдал за Алисой. Она была совсем взрослой и очень красивой, в квадратной академической шапочке и мантии выпускницы. Я бы многое отдал, чтобы повидаться с ее матерью, но, должно быть, мы разминулись или она просто меня избегала. Элизабет. Бедняжка. Кто принес ей эту страшную весть? Скорее всего, полиция. Патрульные наверняка приезжали к ним домой – не сообщать же о трагедии по телефону. Не знаю, как Лиз это вынесла – она и раньше была очень ранимой натурой. Помню, как она плакала. Я сейчас не про Алису, я про ее мать. Помню искаженное горем лицо, помню, как она вздрагивала всем телом. Я бросил газету на стол. К горлу подступили слезы, а ведь я не плакал уже двадцать пять лет.

– Индевор! – крикнул мне Харрис с другого конца профессорской. – Имя, данное коду при крещении. Индевор – так звали инспектора Морзе.

Он был прав. Сообразительный паршивец.

Прости, опять я изливаю тебе душу, Ларри, но ты – единственный, с кем я могу говорить начистоту. Стоит только взять ручку (бумажные письма – мы с тобой настоящие динозавры!) и написать дежурное приветствие, как с плеч сразу падает тяжелый груз. Никаких церемоний и недомолвок, можно быть самим собой. Я знаю, что ты сохранишь нашу переписку в тайне, но, кажется, последствий мне все равно не избежать.

Она не заслуживала смерти, Ларри.

Искренне твой,

Джереми

* * *

Биография Алисы Сэлмон в сети «Твиттер», 8 ноября 2011 г.

Изредка пишу в твиттер, часто хожу по магазинам. На все имею свое мнение (почти всегда). Обращаться с осторожностью. Нашедшего просим вернуть отправителю. А пока меня ждет латте с обезжиренным молоком…

* * *

Отрывок из дневника Алисы Сэлмон, 6 августа 2004 г., 18 лет

Ох, как бы мне хотелось иметь нормальных родителей.

Сегодня мама влетела в мою спальню и плюхнулась на кровать.

– Как ты себя чувствуешь?

Вот только нотаций и не хватало. Комната покачивалась перед глазами.

– Это допрос? – ответила я.

– Я за тебя волнуюсь.

Обожаю маму, но если бы она и вправду любила меня так сильно, как говорит, то не стала бы сейчас меня трогать.

– С пьяной девушкой может случиться любая беда, – сказала она и бережно погладила меня по лбу.

И вот опять мама в своем репертуаре: жизнь – это бесконечная череда катастроф. Может, для нее действительно так. Но не для меня.

– С трезвой девушкой тоже всякое может случиться, – многозначительно ответила я.

– Алиса, послушай! Хоть раз послушай меня!

А вот это уже клевета: я почти всю жизнь ее слушала, выбора не было. Скорей бы уехать! Считаю дни до переезда. Жди меня, Саутгемптон, я примчусь к тебе в конце сентября. Мама никак не могла успокоиться, когда я отказалась от места в Оксфорде, все время твердила, что нельзя упускать такой шанс. Вечно она раздает советы направо и налево, а сама даже пальцем не пошевелит. Ждет, что я стану воплощением идеальной дочери – прилежной студенткой-отличницей, которая подыщет себе порядочного мужа и обзаведется среднестатистической семьей, ну, или монашкой-трезвенницей на крайний случай. Учиться в Оксфорде с толпой напыщенных аристократов – ну уж нет! Теперь она требует, чтобы в следующую пятницу я пришла домой не позже полуночи, а вчера ни с того ни с сего заявила, что мне не стоит ехать на музыкальный фестиваль.

– Знаешь, мам, тебе тоже не помешало бы напиться. А то только мораль читаешь – со скуки умереть можно.

Скрючившись, будто старушка, она принялась собирать одежду с пола и суетливо бросать ее в корзину для белья. Ну вот, пожалуйста, очередная истерика.

– Господи, мам, да хватит уже! Не трогай мои вещи! Вечно ты всем недовольна.

Мама прикусила губу и разом сдулась, как воздушный шарик, позабытый в углу после долгого праздника.

– Я просто хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Извини, что приходится терпеть материнскую любовь и заботу!

– Мам, я не это хотела сказать…

– А что тогда?