По эскалатору вниз

То, что у господина Катца не осталось и намека на доброжелательность, которую он излучал последнее время, Йогена не удивило. Он не сдержал данного слова, а своим побегом доставил еще дополнительные хлопоты. Господину Катцу от всего этого, естественно, было мало радости.

Спокойно отнесся он и к тому, что первые три дня ему пришлось провести в карцере. В общем-то, это даже к лучшему: он боялся момента, когда придется снова увидеть ребят из группы и терпеливо сносить их участливость, за которой — плохо маскируемое злорадство. Да и мысль о господине Шаумеле не особенно грела его.

Поначалу в карцере было вполне сносно. Никто не трогал, еда, как и у всех остальных, целый день наедине с самим собой. Одно плохо: книг не давали. Это в первый же день подпортило удовольствие от одиночества. На другое утро тишина в каморке уже действовала угнетающе. Заняться было нечем. Его оставили один на один со своими мыслями, которые надвигались нескончаемой чередой и вскоре стали непереносимы. Что же будет дальше?

Сдаваться непросто, и тем не менее Йоген сдался. Он добровольно прервал побег, потому что тот не привел его ни к какой цели, да ее и не было. Специнтернат, в этом Йоген больше не сомневался, все-таки лучше, чем одинокие скитания по поселкам, игра в прятки с полицией, ночевки на сеновалах, чувство неприкаянности. Свобода бродяжничества оказалась мнимой. Но, сдавшись, он получил взамен другую несвободу. Он снова попал в плен однообразия этой жизни, опять должен был подстраиваться под ритм, ему не подвластный, вынужден был с утра до вечера каждое свое действие согласовывать с чужой волей. В чем еще ему надо будет уступать, чтобы наконец освободиться? Подчиниться планам господина Мёллера, уповая на то, что через месяц-другой он сможет выйти отсюда, получить место ученика у знакомого, поселиться в общежитии и ждать, пока мать и отчим сочтут возможным взять его обратно в дом? Но это все произойдет не раньше чем через три года, когда он кончит обучение. А там, глядишь, опять загребут. Уже в армию. А потом… Но это было такой дикой бессмыслицей — рисовать себе картины какого-то мифического будущего. Кто не может распоряжаться своей жизнью даже в ничтожных мелочах, тому незачем строить какие бы то ни было планы, тот не имеет права по-настоящему надеяться.

Однажды заглянула сестра Мария — чтобы осмотреть Йогена. Но и по ее поведению и по выражению лица было видно, что она лишь исполняла свой долг: проверяла, не занес ли беглец по возвращении каких-либо вредных насекомых. Она все проделала быстро, деловито и снова исчезла, как и появилась, в полном молчании.

На третий день господин Катц сам принес карандаш с бумагой и велел Йогену написать полный рассказ о своем побеге. В мельчайших подробностях описать все, что с ним произошло за время отсутствия. Йоген выполнил это, опустив только факты кражи велосипедов, которые он всякий раз бросал на дороге.

Спал он плохо. Кровать, конечно, лучше, чем солома в насквозь продуваемых сараях, но поскольку целыми днями он не двигался, то и усталости не чувствовал. А когда темнело, он не мог отделаться от неотступных мыслей.

Хорошо все-таки, что через три дня его выпустили. В спальне все было по-прежнему. Шкафчик не освобождали, белье на кровати не сменили. Опыт показывал, что беглые воспитанники вскоре появлялись. Большинство задерживала полиция, кого-то приводили обратно родители, некоторые, пусть и немногие, возвращались по своей воле.

Господин Шаумель вручил Йогену письмо — от Свена. Ему все очень нравилось, работать в садоводстве одно удовольствие. Он часто вспоминает Йогена, и было бы здорово как-нибудь вскорости повидаться. Приветы ребятам, им он желал скорейшего освобождения.

Письмо зачитал господин Шаумель.

— «Скорейшего освобождения», — повторил он, — в твоем случае об этом до поры, до времени речи быть не может. Из-за побега ты заработал у меня кучу минусов, и тебе придется изрядно попотеть, чтобы когда-нибудь ликвидировать их.

Этот побег особенно разозлил господина Шаумеля еще и потому, что он получил строгий нагоняй от господина Катца. Он не должен был оставлять входную дверь незапертой. Господину Катцу легко говорить. В принципе ему отлично известно, что и запертая на ключ дверь не способна остановить парня, который решил дать деру. И в течение дня имелась масса возможностей претворить свой план в действие. Но, став директором и оторвавшись от живой повседневной практики, он, очевидно, забыл все, чему должен был научить его опыт.

— Тут еще для тебя посылка была. Большая, с пирогом. Нам все равно пришлось звонить твоей матери, чтобы узнать, не там ли ты. Заодно спросили: отослать ее обратно или же разделить содержимое посылки на всех? Ребята были весьма рады — они лишь выиграли от твоего побега.

Йоген в душе простил им это.

Больше господину Шаумелю сказать было нечего, и для него неприятное происшествие на этом закончилось. Он даже не поинтересовался, что пришлось пережить Йогену за истекшую неделю.