По эту сторону фронта

Глава 10

— На «десять часов» наблюдаю движение.

Я перевёл бинокль и увидел пацана лет двенадцати, который шёл вдоль поляны, таща за собой на верёвке козу. Коза была жирненькая, но явно недовольная жизнью. Она то спокойно топала следом за поводырём, то вдруг упиралась всеми четырьмя копытами в землю, жалобно мемекая, и тогда мальчишка резко дёргал за верёвку, заставляя её семенить дальше. Сам пацан, в отличие от козы, вид имел ободранный и непрезентабельный. В большой, не по размеру кепке, каком-то кожушке, коричневых грязных штанах и, похоже, — босиком. Обративший на него моё внимание Гек через несколько секунд выдал заключение:

— Это малый с хутора Ломзицкого. Похоже, у него коза потерялась, вот он её нашёл и тащит обратно.

— Что ещё скажешь?

Лёшка пожал плечами:

— А что тут говорить? Детвора бегает по лесу безостановочно. И вовсе не факт, что они осуществляют наблюдение. Ты ведь моё мнение знаешь, чего спрашивать?

— Скучно, вот и спрашиваю… О! Смотри — к развилке свернул.

— А куда ему ещё деваться? Домой идёт, вот и свернул. И даже если бы он пошёл в другую сторону, это ещё ни о чём бы не говорило — мало что пацанёнку в голову прийти может? Может, у него там богатство великое, в виде цветных стеклянных шариков, припрятано…

— Угу, в пяти километрах от дома…

— В этом возрасте и десять километров не крюк. Себя вспомни…

Я только плечом дёрнул, ничего не ответив напарнику. А всё потому, что группа так и не пожелала всерьёз принять мою грандиозную идею о том, что ребятня бродит по лесу не просто так, а осуществляя наблюдение за дальними подступами к объекту. Ведь так же наши партизаны действовали. Глаза у мальчишки ничем не отличаются от глаз взрослого, и наблюдательности у них тоже не отнять, зато в случае поимки с таких малолеток вообще все взятки гладки. Да и ловить в общем-то не за что. Ну ходит он по лесу, ну и что? Закон гулять не запрещает. Тем более до запретки вокруг аэродрома — больше десяти километров по прямой.

Щегол тем временем окончательно скрылся в чаще, а Гек, осторожно поёрзав на ветке, недовольно сказал:

— Вот зараза! Ощущаю себя макакой. Только они на деревьях живут с детства, а я уже отлежал себе всё.

Я, выбравший себе более удобную развилку, предостерегающе прошипел:

— Ты, макак, не очень-то ёрзай! Маскировка маскировкой, но если с той стороны поляны ещё один наблюдатель сидит, то может засечь шевеление.

Вообще сказано это было больше из вредности, так как засечь нас было практически невозможно. Разве только в том случае, если наблюдатель будет пялиться именно на наше дерево, выбрав его из сотен растущих вокруг. Да и то не факт — маскировка уж очень хорошая. В этот раз для работы нам выдали маскхалаты нового образца: с необычным камуфляжем, а также сеткой и петлями, в которые так удобно втыкать разный лесной мусор. И теперь даже вблизи мы смотрелись просто как комок моха или древесный гриб, прилепившийся к дереву.

Поправив веточку, торчащую из рукава, я, откинувшись на ствол могучего дуба, в ветвях которого мы и затерялись, опять начал наблюдение, попутно вспоминая историю, связанную с этим камуфляжем. Ну не конкретно с этим, а вообще, но руку я к этому приложил нехило…

Просто вышло как: оказывается, в СССР технику или просто красили в зелёный цвет и на этом успокаивались, или, следуя указаниям целого отдела специализированного заведения, наносили единообразный камуфляж. Вот только этот камуфляж был как мёртвому припарка. Почему-то немецкие танки замечались в последний момент и очень часто после уже произведённого выстрела, а наши коробочки, даже усеянные пятнами краски, были видны, как торчащий среди пустыни баобаб. Из-за чего так выходило — чёрт его знает, но на той же «Пантере» разводы полностью смазывали её силуэт, а вот на «тридцатьчетвёрке» они её как будто подчёркивали.

Когда я уже был в УСИ, то, вспомнив про эту загадку, решил рассмотреть проблему с другой стороны. С вояками связываться даже не стал, а просто в один из дней собрался и поехал в МХИ. Ректор Художественного института при виде подполковника НКВД несколько сбледнул с лица, но когда понял, что мне нужен вовсе не он, а встреча с наиболее талантливыми студентами, опять обрёл свежесть щёк. На радостях даже предложил для будущего разговора свой кабинет, но я отказался, попросив организовать встречу в любой свободной аудитории. Просто мне нужен был неформальный разговор, а в кабинете ректора такого бы точно не получилось. Глава института прошустрил, и поэтому буквально через двадцать минут я открывал дверь, за которой меня ждало человек восемь будущих Суриковых и Айвазовских.