По Европе

Когда они разъезжаются из Рима по своим замкам, говорят:

— Опасность миновала.

Как и у простых, но богатых смертных, самое верное судить о положении больного по «движенью» наследников.

Это единственный и вероятный показатель.

Профессор Лаппони на все вопросы о здоровье его августейшего больного отвечает категорически:

— Святой отец пользуется здоровьем удивительным…

Но дипломатически добавляет:

— Для его возраста.

Дальше в тайны Ватикана проникнуть нет возможности.

Каждое утро в десять часов придворные папские кареты приезжают за дежурными в этот день камергерами.

Камергерскую карету, въезжающую в Ватикан, можно узнать по тому, что у неё наполовину спущены окна.

Заметив по этому признаку камергерскую карету, швейцарская гвардия Ватикана, одетая в средневековые костюмы, рисунки для которых делал Микеланджело, отдаёт честь.

Карета въезжает во внутренний двор, — двор «Святого Дамаска», и камергеры входят в папские покои, находящиеся во втором этаже.

Но камергер не имеет права переступить порога той залы, в которой он назначен дежурить.

Ходить по всем залам и проникать во всякое время до передней личных покоев папы может только один человек, — секретный камергер.

В личные покои папы входят только по его звонку.

Папа не любит показываться ни одному человеку, когда чувствует хоть малейшее нездоровье, и «запросто» его видят только два человека: доктор и камердинер.

Доктор отвечает десять лет одной и той же фразой.

Камердинер нем, как рыба.

В Риме существует легенда, которая очень распространена и держится очень упорно.

Будто папский престол занимает уже третий Лев XIII.

Будто настоящий Лев XIII давно уже скончался. Но, так как кардиналы не могут прийти к соглашению, кого избрать папой, то они и продолжают править именем Льва XIII.

Лев XIII, будто бы, тайно похоронен, и его заменили очень похожим на покойного стариком. Но и этот старик, будто бы, помер, и его снова заменили другим.

Легенда, конечно, вздор. Но в ней не совсем безосновательна, быть может, одна фраза:

— Кардиналы правят именем Льва XIII.

От Льва XIII, быть может, осталось только имя.

Трудно, конечно, узнать, каков теперь папа в последние годы.

Но по некоторым признакам можно судить.

Ещё два года тому назад журналы Ватикана беспрестанно сообщали, что сказал папа на таком-то, таком-то приёме.

В этих рассказах рисовался очень добродушный старичок, с улыбкой и шуткой на устах.

Принимая епископов, съехавшихся с разных концов света, он говорил:

— Вот мы можем, не выходя из нашего Ватикана, совершить путешествие вокруг света.

И, выслушав от одного епископа о католических церквах в Африке, обращался к другому:

— Теперь совершим, не боясь морских бурь, переезд в Америку. Введите нас в вашу страну.

Отчёты об этих добродушных беседах прекратились.

Можно предполагать, что прекратились и самые беседы.

Ватикан, бережно передающий «urbi et orbi» каждое слово папы, становится всё скупее и скупее на известия.

Сведения о папе или очень кратки:

— Папа заплакал, узнав о проекте закона о разводе в Италии.

Или очень сомнительны, как сравнение короля Александра с императором Коммодом.

Существуют два папы.

Один, для которого нет времени.

Он отличается феноменальным здоровьем. Он с утра, очень раннего утра, до 9 часов вечера занят делами, знает всё и откликается на каждое событие в мире. Его голос звучит так, что когда он даёт благословение, — голос 94-летнего старца наполняет самый большой храм в мире, собор святого Петра, и «слышен во всех уголках храма».

Это — «папа легенды».

И тот, кто был в соборе святого Петра во время юбилея, когда папа давал благословение, знает, сколько в этой легенде пылкой фантазии.

Другой папа, не «старец», как в легендах, а 94-летний старик.

Он очень подвержен простуде, и когда у него, такого древнего старика, начинается насморк, — уже дрожат за его жизнь.

94 года — болезнь, при которой страшно всякое осложнение.

Этот папа, маленький, даже крошечный, высохший, сгорбившийся старичок. Белые одежды ещё сильней подчёркивают восковую прозрачную желтизну его лица и рук.

На портретах у него очень живые, то, что называется «быстрые», даже «пронзительные» глаза. Но это — ретушь, и даже не особенно искусная.

Папу рисуют не иначе, как с улыбкой, но это «улыбка старости». Чем ближе человек к другому миру, тем он сильнее смеётся. Словно над жизнью. Череп уже хохочет. У старика беззубый рот складывается в морщины, похожие на добродушную, снисходительную, слегка насмешливую улыбку. Это уже невольная улыбка.

Когда вы видите папу, вас охватывает страх.

Вам кажется, что на троне сидит одетый в белые одежды покойник.

Это в первую минуту.

Затем вы замечаете, как трясётся его слегка отвисшая нижняя челюсть. И это говорит о жизни.

Когда папе представляются паломники, пришедшие в Рим поклониться святому отцу и принести свою лепту в «динарий святого Петра», широкие белые одежды сидящего на троне папы задрапированы так, что папа кажется стоящим на коленях.

Этим скрадывается и рост и то, как сгорбило папу время святого отца.