По головам

«Охранник чуть отступил от двери, – параллельно работал его мозг, – до пистолета не дотянусь, положит сразу. Надо как-то их отвлечь, выиграть время».

– Рота переводчиков – это около ста человек, разведчики ГРУ – четыре взвода, это ещё около сотни. Регулярные войска – полк. Мотострелки.

Питерс молчал.

– It seems that the Russian is speaking the truth, – раздался еле слышимый металлический голос, прерываемый легким скрежетом и щелчками, – in any case, the satellites show a rough number of the cluster of Russian troops[9].

Питерс записывал разговор и передавал его по какому-то устройству, схожему с рацией, только значительно меньших размеров.

– Я всё равно не доверяю этому русскому, – на смеси фарси и дари ответил Питерс.

– Peters, this is not the point now, – голос в устройстве едва различался, и лишь обострённые от долгого нахождения в подвале чувства позволили Архангельскому разобрать то, что говорилось. – We received the desirable information. At the moment it is more essential for us to perform another task. What about the «Arab»[10]?

– Я понял вас, сэр, – как и прежде на смеси ответил Питерс.

Все сказанное отпечаталось в голове Архангельского, как на магнитной ленте. Похоже, американец даже не подозревал, что он прекрасно владеет не только английским, но и языками, на которых изъясняются афганские племена.

– Что ж, Миша, – добродушно улыбнувшись, обратился Питерс к Архангельскому, – ты оказал мне большую услугу.

Архангельский наигранно улыбнулся в ответ.

– Хорошо, теперь я могу уйти?

Питерс указал в сторону двери.

– Как я и обещал тебе, – Питерс улыбался, как и в самом начале их разговора, – ты можешь уйти.

Архангельский с трудом поднялся.

«Ведь не отпустит!»

– Последний вопрос, – спросил в спину Архангельскому Питерс, когда тот проделал половину пути к двери. – Зачем русским в войне с афганцами переводчики с английского?

«Переводчики с английского» – фраза обожгла разум Архангельского, как удар хлыста обжигает хрупкую человеческую плоть, оставляя на теле вечные шрамы в напоминание о допущенных промахах и ошибках.

«Зачем?» – так спросил американец.

Архангельский понимал, что этот вопрос он сознательно приберег под конец устроенного и разыгранного, как по нотам, спектакля. Питерс знал всё с самого начала: кем являлся Архангельский, когда и по какому маршруту выдвинулся его отряд, поставленные боевые задачи. Он просто лениво играл с ним, разбавляя уже порядком приевшуюся и наскучившую жизнь в этой жаркой стране, где у США, по какому-то стечению обстоятельств, нашлись свои национальные интересы. Забавлялся, как кошка забавляется с мышкой перед тем, как убить.

Необъяснимая ирония жизни… или сухой план смерти?

Какое откровение! Но не слишком ли поздно дарованное?

Вопрос Питерса прояснил, что ждёт Архангельского после маленького импровизированного спектакля.

«Смерть!» – вот что ему отведено под занавес, и не будет никаких аплодисментов.

Архангельский это отчетливо понимал, разве что где-то внутри него воля говорила, что дальше играть по установленным Питерсом правилам никак нельзя.

И, находясь на расстоянии каких-то секунд от нависшей над ним смерти, его трезво работавший мозг с бешеной скоростью просчитывал казавшийся мизерным, но всё же возможным, шанс на спасение, разрабатывал альтернативный финал разыгравшегося действа. Необходимо что-то предпринять теперь или никогда.

Неожиданно для всех Архангельский громко и протяжно расхохотался. Во всё горло, согнувшись пополам и схватившись за живот.

Питерс и стоявший возле двери охранник, недоумевая, переглянулись. А Архангельский, продолжая заливаться истерическим хохотом, просеменив метра полтора и оказавшись почти вплотную с охранником, стоявшим у двери, прижался боком к стене дома и сполз на пол.

– Уф, – он утер рукавом проступившие на глазах слёзы.

Секундами позже он чуть успокоился, поддаваясь лишь изредка вспыхивающим приступам невесть откуда пробивающегося смеха. Вот только глаза Архангельского почему-то не смеялись.

– Что вас веселит, господин Архангельский? – сухо спросил Питерс, а губы растянулись в лёгкой, ничего не выражающей, дежурной улыбке учтивости.

Архангельский хохотнул.

– Вы, американцы, – секундой позже ответил он, – двуличные суки. Улыбаетесь, расточаете лживые слова, пропитанные ядом, держа за спиной нож, что без зазрения совести вонзите в спину, стоит только отвернуться. У нас о таких, как вы, говорят: «Лучше злостный матерщинник, чем тихая тварь».

Оценивая эффект от произнесенного, Архангельский с горечью осознал, что американца слова нисколько не задели. Тут Питерс приложил палец к уху, переведя взгляд от русского в сторону.

«Центр?» – пронеслась в голове Архангельского мысль.

– Как «Араб»? – бросил он.

Питерс отреагировал мгновенно: взгляд жёсткий, постепенно наполнившийся ненавистью и злобой.

Американец вынул из кобуры висевший на поясе пистолет и, сняв его с предохранителя, прицелился.

Сидевший на полу Архангельский перекатился в сторону опешившего и не отреагировавшего вовремя охранника, вытащил прикрепленный специальными ножнами боевой нож и вонзил ему в ногу.