Ляля послушно исполнила, втянув в себя палец на целую фалангу.
Ее острый язычок обежал по кругу, принявшись яростно атаковать.
У Зверя перед глазами все подернулось красной пеленой.
— Блядь, — выругался, толкая палец глубже.
Ему вмиг стало наплевать не все эксперименты, которые только что собирался проводить, подталкиваемый исследовательским интересом. Ему хотелось лишь одного. Трахнуть Лялю. Не обращая внимание на ее возмущение. Не слушая голоса разума противившегося изо всех сил. Кричащего, что он неправ, так нельзя.
— Развернись, — прохрипел, не отдавая отчета что творит.
На удивление Ляля поняла что от нее хотят, крутанувшись на коленях. Как будто все это время практиковала коленно-локтевую позицию.
Зверь рухнул рядом с Лялей на пол, на ходу пытаясь отстегнуть пряжку. Пальцы не слушались от переизбытка переполняющих Зверя эмоций. Ногти соскальзывали с блестящей поверхности пряжки. Наконец, с третьего раза пряжка поддалась.
Брюки достаточно было чуть приспустить, чтобы освободить рвущуюся наружу плоть.
Зверь подгреб к себе Лялю за бедра. Она даже не возмутилась столь бесцеремонному обращению.
— Да что ж ты какая-то неживая, — терпение Зверя кончилось. Человек уступил место первобытной составляющей.
В одно движение Зверь содрал с Ляли штаны, обнажая ягодицы.
Белая кожа с едва заметными жилками. Полушария ягодиц. Которые так и хотелось сжать. А потом шлепнуть. Вновь сжать и опять шлепнуть.
Зверь еле сдержался. В другой раз. Это он сделает в другой раз. Хорошего по чуть.
Мужская пятерня легла на спину девушке, пригибая. Она послушно опустилась лицом на ковер, призывно выставляя попку.
Блядь. Да что же это с ним творится?
Зверь не мог с собой совладать.
В затуманенном страстью сознании скользнула мысль. Он же ее порвет. Опять.
Рука мужчины скользнула вдоль ягодиц. Пальцы проникли между лепестками.
Зверь чуть не застонал в голос.
Влажная. Почти мокрая. Как надо. Может самую малость не хватает. Но это дело поправимое. Пару движений хватило, чтобы пальцы скользили уже беспрепятственно.
Горячая девочка. Хоть и холодная снаружи.
Это были последние мысли, прежде чем две плоти сошлись вместе.
Первый толчок самый сладкий.
Зверь не сдержался. Застонал от наслаждения. Он так ждал этого момента. Оттягивал. Старался вести себя как полагается.
И все равно не сдержался.
Еще толчок. И вновь до упора. От тесноты аж зубы сводит, а пальцы на руках скрючивает. Зверь медленно вышел из жаркого тела. Но не до конца. Чтобы в следующий миг загнать свой поршень еще глубже.
— Какая же ты узкая, — прохрипел, вбиваясь в тело.
В ответ Ляля протяжно застонала. И это не было стоном боли. Затуманенный страстью мозг Зверь продолжал обрабатывать информацию.
— О да, как же хорошо, — толчки начали учащаться.
С каждым разом плоть Зверь старался заполнить лоно Ляли плотнее. Еще плотнее, насколько удавалось.
Шум в ушах, от бегущей по венам крови, нарастал. Так же как и темп. Пальцы впивались в нежные бедра девушки.
Зверь склонился, подныривая рукой под тело Ляли. Его указательный палец нашел выступающую горошину плоти девушки. Он не мог себе позволить опростоволоситься еще один раз.
Пара движений. И вот уже девичий полувскрик-полустон срывается с губ. Этого хватает, чтобы Зверь отпустил все чувства на волю.
Глава 22
Илья Казанцев медленно жевал, поглядывая на друга.
— Чего ты на меня косишься? Говори уже, — Зверю и самому хотелось поговорить. Кусок в горло не лез. А все из-за нее. Из-за Ляли. Казалось, есть баба — одна штука. Баба без закидонов — отличный экземпляр блядского рода. Баба молчаливая — живи и радуйся.
Так нет. Эта баба, которая без закидонов, обычных бабких выпендрежей, даже без головной боли, влезла под кожу. Незаметно. Тихой сапой. Разлилась по венам ядом. Отравила собой.
И теперь Зверь ни о чем другом не думал, как о ней.
У него башка болела, как изменить ее к себе отношение. Как заставить смотреть другим взглядом. Не покорно-отстраненным, а живым, настоящим, искренним.
— Не хочешь рассказать чего ты как в воду опущенный ходишь вторую неделю?
— А с чего тебя это волнует? — огрызнулся Зверь.
— Да тошно смотреть на твою рожу кислую. Всех запугал видом своим зверским.
Илья не стал упоминать, что прежде всего от того страдает Ляля, что тенью ходит по дому.
— А ты не смотри. Легче станет.
— Мне то что? Я скоро свалю отсюда. Это тебе здесь жить, — Илья на самом деле собирался в скором времени уехать. Пора браться за дела. Искать следы заказчика нападения, да выходить на работу на завод. Сколько от проблем не бегай, все равно не убежать.
Мужчины замолчали, каждый думая о своем.
Когда Илья собрался уходить. Зверь остановил.
— Подожди. Не спеши.
— Что такое? — Илья отдал подачу в руки друга.
— Как думаешь, что ей лучше подарить бриллианты или сапфиры? Хочу порадовать.
— Дурак ты, Серега, — беззлобно произнес товарищ. — Думаешь, они ей нужны? Если бы нужны были, она бы кошкой с тебя не слезала. Мяукала по углам, терлась, выпрашивая подарки. Мне ли тебе рассказывать как бабы могут притворяться и подачки клянчить. А она у тебя хоть что-нибудь попросила? Хоть раз намекнула?