– Как что-то надо все Аллахом просят, – пробормотал он. – Нет ее, – акцент, придерживаемый для «дорогих гостей», заметно поубавился. – Ушел, – он развел руками. – Ни словечка не сказал: «Эй Муса, постой за моя, потом я за твоя», – он вздохнул, – Нехорошо так.
– Куда ушла? Когда?
– Не знать. Смотреть – дети стоять, женщин – нет.
– Она за водой пошла, – раздался тихий голос.
Мы обернулись, одинаково удивленные. Алия стояла в зале, вцепившись своими маленькими натруженными ладошками в черенок швабры, и говорила. По-русски, без малейшего акцента.
– Вы видели? – я шагнула к ней.
– Да, – женщина нервно покосилась на Мусу, но все же продолжила. – Вода кончилась. Она в кладовку пошла за новой упаковкой. Мне хозяин через полчаса крикнул, чтобы я мороженое выдала. Ее уже не было. Только дети и холодильник.
Мужчина что-то сказал на незнакомом языке, женщина дернулась и опустила глаза в пол. Он разглядывал ее со странной смесью удивления и враждебности, так бывает, когда тот, кого привыкли считать мебелью вдруг встает и открывает рот.
– Можно посмотреть? На кладовку?
Еще до того как я закончила вопрос, поняла, что он не разрешит. Не потому, что боится, а потому что не хочет. Запрет ради запрета, назло, мне и Алие.
Когда Ахмед еще питал надежду нанять всю троицу оптом, уж не знаю, чем приглянувшуюся, мы удостоились короткой экскурсии по заведению. Я помню, что кладовка находиться сразу за боковой дверью, напротив большого холодильника, где на крюках висели туши баранов, кур, кроликов. Если я сейчас нырну в дверь по правую руку, которую как раз не закрыла Алия, в два шага окажусь перед кладовой. А Мусе придется либо, как герою фильма, перепрыгивать стойку, чему вряд ли способствует округлое брюшко над ремнем, либо бежать через дверь за его спиной, через моечную и кухню. В любом случае у меня будет несколько секунд.
А догонит? И что? За тесак из холодильника схватиться? «Очень может быть» – сказала та внутренняя я, которая недавно смотрела на мир из зеркала. Слишком давно вокруг меня лишь нечисть.
Чем-то я себя выдала, движением глаз или легким поворотом головы, потому что он закричал: «Эй!», не успела я сорваться с места. Муса трезво оценив возможности своего невысокого пухлого тела, выбрал путь через кухню. Там что-то загромыхало, когда я уже открывала дверь кладовки. Алия осталась в зале, возвращаясь к своему молчаливому невмешательству. Охранников в чайной не водилось. Не доросли они пока в Остове до такого уровня преступности, а может, наглости и дурости, чтобы нуждаться в вышибалах. Что не может не радовать.
В маленьком квадратном пространстве кладовки свободной была лишь середина. Вдоль стен до самого верха громоздились товары в коробках, обтянутых прозрачной пленкой. То тут, то там зияли неровные дыры, когда банку или бутылку выдирали прямо из упаковки. Приправы, консервы, соленья, соки и воды. Большие бутылки внизу, маленькие вверху.
Как водиться в летний сезон с лотка торговали не только мороженым, но и охлажденной водой. До настоящего июльского прибивающего к земле зноя было далеко, и тем не менее начало лета две тысячи двенадцатого вышло на редкость теплым. Вода по двойной, как водится, или тройной цене неплохо расходилась. Именно за ней пошла Пашка в кладовую, когда предыдущая партия закончилась, но вот взяла ли?
Я подняла голову, вокруг плафона под потолком летала жирная муха, единственное живое существо в помещении.
– Пошел отсюда, да! – закричал тяжело дышащий Муса, – Сам полиц позову!
Не кладовка, а закуток два на два метра, тут и кошку не спрячешь не то, что человека или змею. Да и не удержала бы ее хлипкая деревянная дверь с рисунком, похоже, нанесенным выжигательным прибором в детской руке.
Не думаю, что явидь остановила бы и другая, стоящая напротив меж двух декоративных столбов, с крепким механическим замком, створками из нержавеющей стали и ледяным нутром. Дальше по коридору, рядом с дверью черного хода, начиналась лестница вниз, ведущая в подвал к овощам и вину.
– Вызывай, – прошептала я, разворачиваясь к запанному выходу.
Приоткрытая дверь, за которой слышался шум проезжающих машин, а из-за косяка чуть выглядывала ручка в белой обмотке. Словно снаружи к стене прислонили велосипед. Или мопед. Я толкнула дверь, выходя на соседнюю улицу. В тени невысокого куста стоял грязно-белый потрепанный скутер. У нас пацаны летом на таких же громких и обшарпанных, по стежке гоняли, пока кто-нибудь вроде старика не рявкнет и не урезонит их на несколько часов.
Ахмед прижимист и вряд ли за ночь успел обзавестись новым транспортом для разносчика. Да еще точной копией старого.