По исчезающим следам

– Не знаю, – он затравленно посмотрел по сторонам. – Сказочник прав. Я боюсь. Здесь с моей силой творится что-то неладное. С таким лицом я жить смогу, а без магии – нет.

Он посмотрел на дорогу, на ту ее часть, по которой мы пришли со стёжки под Остовом.

– Я недооценил пески востока. Она была права, не надо было ходить. Все умерли, а у нас есть для чего жить.

– Если это, – перед глазами пронеслась вереница знакомых и не очень лиц, – правда, если на стежке одни мертвецы, значит, с твоей силой все в порядке. Ты не лечишь трупы. С сыном Ависа и его сестрой у тебя проблем не было.

Он повернулся ко мне изуродованной стороной, и глаз, лишенный века вспыхнул зеленью. На куске мяса, в который превратилась левая щека, выступила кровь. Парень сцепил зубы. Я видела, как ходят ходуном мышцы, как выделяют прозрачную сукровицу, как перекручиваются тонкие, похожие на нити, волокна, как они сплетаются, срастаясь и образуя новый молодой чуть розоватый слой кожи.

Магия Мартына была с ним, это окружающая действительность выпадала из зоны воздействия. Целитель работает только с живой материей. Конечно, как и любой другой колдун, шаман, предвестник или заговорщик, он может поднять мертвеца, и тот, как заводная кукла, будет ходить и махать руками, пока не кончится завод, сгусток чистой силы, вложенный в труп. Но поднять и исцелить – разные вещи. Раны останутся ранами, руки – руками, пальцы не обрастут перьями, превращаясь в крылья. Мертвые ткани не живут, не меняются. Целитель не сможет разобрать мертвяка на запчасти, как поступил Мартын с сестрой пленника, разве что, если возьмется за топор. Для него попытка работы с трупом сродни попытке превратить водолазный костюм в водолаза.

Парень провел руками по русым волосам, облегчение, сквозившее в его позе, было слишком очевидным даже для человека.

– Мы угодили на стежку к мертвецам.

От его слов внутри все отзывалось болью.

– А Желтая цитадель все еще где-то там, – Мартын оглянулся.

– Какое тебе теперь до этого дело? – запальчиво спросила я. – Мы нашли то, что искали. Наш дом, никому из нас таким ненужный. Уходим. Или тебе мало того что ветер снял с тебя кожу?

– Не ветер, отец, – голос целителя звучал хрипло, – пусть, не в первый и не в последний раз. А охотник, – парень замолчал и вдруг, словно приняв решение, которое больше походило под характеристику «в омут с головой», пошел по желтому песку назад. – Он ничего мне не сделал, понимаешь?

– Нет, – я шла следом, каждую минуту ожидая, что вот из этого куста выпрыгнет что-то не очень живое или кто-то не очень мертвый. – Не сделал? Память отшибло?

– Зуботычины не в счет.

– Сломанная рука?

– Тоже, – он отмахнулся именно той рукой, что еще совсем недавно висела плетью.

Как быстро живет нечисть, как стремительно переходит из одного состояния в другое. От апатии до воодушевления, от равнодушия и страха до энтузиазма, помноженного на решимость. Одним словом, ребячество. И с чего я с такой готовностью иду рядом?

– Не могу поверить, – пробормотала я.

– Вот именно, – парень пошел быстрее, – ветер не был ветром. Настоящий охотник съел бы меня на ужин, но я ушел от них.

– Или тебя отпустили.

– Тоже вариант, который подтверждает догадку.

– Какую? – я почти бежала.

– Ветер не ветер, мертвец не мертвец, – дорога повернула под прямым углом, и мы выбежали на первый перекресток с темными домами, – а Юково не Юково.

Я огляделась, прохладный ветер лизнул кожу. Пустые улицы уходили в темноту, Веник сдержал слово и ушел со стежки, а мы вернулись. Внутри медленно зарождалось чувство беспомощности.

– Отец не заложник, не забыла? Допустим, серебро разорвало сердце, и он умер, – целитель рассмеялся тихим порочным смехом испорченного ребенка, сама мысль об этом доставляла ему удовольствие, – никто не в силах вернуть его. Поднять труп – да, но не вложить душу. Но то, что встало, не было ходячим мертвецом. Оно думало, разговаривало, оно знало меня! Но оно не отец!

– А что?

– Что-то иное, изначально неживое. Вот почему я не мог исцелять. Создание, наделенное его чертами. Остальное мы додумали сами. Я хотел видеть отца, я его увидел. Не мертвецы – их видимость. Это, – он обвел руками улицу и громко крикнул, – не стежка мертвецов, это ее иллюзия. Мы не в Юково!

– Уверен? – я схватила парня за руку.

– Это легко проверить.

– Святые, – простонала я, увидев, куда он направляется. – Опять? – мы снова шли к дому сказочника, туда, где «умер» Константин.

– Иллюзия – это не сон, иллюзия – это магия. В любом заклинании есть структура, начало, – он указал на мой дом, потом на свой, – середина, место силы, где сходятся линии, – он повернулся к показавшемуся впереди каменному строению, – конец. Есть конструкция. И пока мы не придумаем, как ее разрушить, по какой линии пойти, мы будем возвращаться.

Мартын внимательно осмотрел округу, будто ожидая, что ближайший куст сейчас встанет на корни и уйдет с его дороги. Хотя меня бы это не удивило. Чувство, что за тобой наблюдают, никуда не исчезло.