По Ишиму и Тоболу

Тѣмъ болѣе, что пришлые люди были необыкновенно честны, мягки и добродушны. Пріѣхали они, конечно, совершенно разоренными, оборванными, голодными, но ни одинъ изъ нихъ не запятналъ себя воровствомъ; старожилы удивлялись видя, что въ Новыхъ локтяхъ ворота и двери не запирались, замковъ не было, и все оставалось цѣлымъ. Когда богатому крестьянину надо было работника, онъ искалъ его, прежде всего, между новоселами; когда нужна была нянька, ее выбирали изъ новоселовъ; и это не потому, что тамъ, въ Новыхъ Локтяхъ, было много рабочихъ рукъ, а потому, что всѣ безъ возраженія признавали ихъ честность, трудолюбивость, услужливость и — забитость…

Такимъ образомъ, отношенія между двумя деревнями установились самыя дружескія. Но онѣ долго не сливались, живя каждая по своему. Пришельцы ничего не перенимали отъ старожиловъ. Видъ Новыхъ Локтей для сибиряка былъ просто нелѣпостью. Избушки маленькія, кособокія, безпременно пригнувшіяся къ землѣ; дворишки непокрытые; телѣги, сбруя, лошади, — все это рваное, разбитое, убогое. Классическая грязь на улицахъ, во дворахъ, въ домахъ; телята, привязанныя въ передній уголъ, куры подъ лавкой, поросята въ сѣняхъ. Полъ чистятъ скребкомъ. волосы чешутъ руками; моются и парятся въ печкахъ. Мужчины ходятъ въ обычныхъ полушубкахъ, въ которыхъ за множествомъ лохмотьевъ нельзя разобрать покроя: женщины съ раскрытыми грудями, а ребята безъ всякаго одѣянія чумазые, грязные, какъ поросята. Ко всему этому надо прибавитъ лапти. Новоселы упорно носили лапти, несмотря на то, что въ Ишимскомъ окрутѣ совсѣмъ нѣтъ липы, не продавали лыка и на ярмаркахъ. Не имѣя подъ руками лыка, ново-локтинцы терпѣли изъ-за лаптей положительныя страданія: они выписывали лыко изъ Тарскаго округа и даже далѣе, пока не убѣдились, что съ такимъ же удобствомъ только съ меньшими хлопотами можно носить сапоги кожаные.

Въ земледѣльческихъ пріемахъ новоселы также сначала держались того, что они вынесли изъ Россіи: иногда пытались унавоживать поля, переворачивать сѣно, пахать настоящимъ плугомъ залежи и сохой воздѣланныя земли, но скоро бросили все это, приглядывались къ старожиламъ и, наконецъ, всѣ дѣлали такъ, какъ они.

Относительно землевладѣнія новоселы еще скорѣе усвоили сибирскіе порядки. Когда земля была утверждена за ними, они раздѣлили ее по душамъ, съ намѣреніемъ передѣлить ее, когда будетъ нужно, черезъ нѣсколько лѣтъ, но шли года, а участки не передѣлялись; не передѣлены и теперь.

Ту же систему пользованія, какая существуетъ у старожиловъ, восприняли ново-локтинцы и по отношенію къ другимъ угодьямъ — лѣсамъ, лугамъ, выгонамъ и проч. Оказались у нихъ и вольныя земли, но только ничтожное количество.

Итакъ, мы видимъ, что новая деревня не сливалась долгое время съ старою, сибирскою деревней, за исключеніемъ способовъ земледѣлія и формъ землевладѣнія, которые быстро усвоивались новопришельцами. Они до послѣдняго дня сохранили въ неприкосновенности вынесенные изъ Россіи обычаи и порядки. Старики, пришедшіе уже сформировавшимися работниками, такъ и въ могилу понесли лапти, и только молодежь мало-по-малу, подъ давленіемъ окружающаго, подчинялась новымъ порядкамъ.

Теперь Ново-Локтинская имѣетъ хорошій видъ; построенная на прекрасномъ мѣстѣ, она весело глядитъ изъ-за зелени лѣсовъ, отражаясь въ зеркальной поверхности окрестныхъ озеръ. Половина домишекъ замѣнилась прочными избами, въ которыхъ введено раздѣленіе на двѣ половины; наружный видъ самихъ обитателей много перемѣнился. Молодежь, выросшую на мѣстѣ, даже трудно отличить отъ сибиряковъ, отъ которыхъ она заимствовала все, начиная отъ чисто выбѣленной печки и вплоть до языка. Впрочемъ, нужно еще цѣлое поколѣніе, чтобы окончательно сгладить послѣдніе слѣды различія между Старой и Новой Локтинской.

То же можно сказать и объ остальныхъ массовыхъ переселеніяхъ. Вновь образовавшаяся деревня туго сливается съ сибирскою деревней, дѣлая сначала опыты жить и работать по-своему. Иногда эти опыты плодотворны, — вводятся не только новые пріемы земледѣльческіе, но и самые продукты земледѣлія. Такъ, брюквы лѣтъ двадцать назадъ сибиряки даже не видали; не имѣли понятія о цвѣтной капустѣ и о другихъ овощахъ.

Новоселы всегда что-нибудь приносятъ съ собой новое, освѣжая сибирскую культуру новыми пріемами, но въ общемъ они безъ остатка сливаются съ старожилами.

Совершенно обратныя отношенія возникаютъ между сибирскою массой и русскою единицей.

Тѣмъ или инымъ путемъ попадая въ сибирскую деревню, переселенецъ на первыхъ порахъ теряется. Окруженный со всѣхъ сторонъ чуждыми порядками и чужими людьми, онъ считаетъ себя какъ бы погибшимъ и одинокимъ. Онъ начинаетъ все хвалить русское и все ругать сибирское, съ презрѣніемъ отзываясь о всей жизни «братановъ». Но это продолжается не долго; давимый со всѣхъ сторонъ общественнымъ мнѣніемъ, онъ, самъ того не замѣчая, быстро усвоиваетъ новую жизнь, пока совсѣмъ не пропадаетъ въ толпѣ, какъ исключительная личность. Черезъ нѣсколько лѣтъ его можно признать русскимъ потому только, что онъ горячѣе, чѣмъ сами сибиряки, отстаиваетъ сибирскіе порядки.