По Кабакам и Мирам

Свернули ещё в несколько дворов, прошли насквозь один полузаброшенный дом, потом вошли в какой-то кошками провонявший подъезд, поднялись на лифте на последний этаж и оказались прямо перед табличкой «Долой питерских». Это тайный кабак ордена нищенствующих историков и сочувствующих им коренных москвичей так называется. Вошли – и обомлели. Кругом литографии и репродукции старой Москвы, мебель вся в русско-народном стиле, обстановочка тоже, официантки в кокошниках бегают. Бармен за стойкой, одетый как патриарх, кадилом в разные стороны машет. На стене транспаранты висят: «Москва – столица России», «Москва город затейный, что ни дом, то питейный», «Свободу великомученику Лужкову» и так далее, мы не больно-то разглядывали, другие у нас в этом заведении цели были.

– Налей нам, добрый молодец, пьяного медку, а не виски этого заморского! – обратился наш историк к патриарху.

– А эти – не из столицы ли? Не соглядатаи ли? Что-то я их раньше не видел! – подозрительно спросил тот.

– Это наши, московские. Из партии «За независимость Москвы и Тушина от Петербургского ига» – успокоил его наш знакомец.

Сели мы, выпили с люмпен-историком. Он нам, под пьяный медок (тоже ничего себе напиток, но для того, чтобы опьянеть как следует, выпить его много надо) рассказал о том, что же с ними тут приключилось. Оказалось, что после революции большевики не только не отпустили Финляндию, но даже не перенесли столицу обратно в Москву. Так что Петербург и поныне мать и отец городов русских, и всё, что с ним связано, причислено к государственным святыням. Там стоит на стрелке Васильевского острова Белый дом, в Петропавловской крепости, в Достоевском равелине, президент живёт, парламент заседает в Смольном, ясное дело, все рынки финнами захвачены, на окраинах целыми хуторами шведы селятся, а правительству хоть бы что! Совсем русским людям житья нет от этих чурок белоглазых, скоро уже нашего Достоевского Стриндбергом своим заменят, этим всё и кончится!

– Ну и не жалко, а то у вас Достоевский на каждом углу, – сказал Лесин, – А я его, сволочугу, ненавижу!

– Достоевский – графоман! – громко крикнули все посетители кафе, а нам принесли блинов с икрой, за счёт заведения (его содержал один из сторонников свержения петербургского ига). Вот так вот и не знаешь, когда молчать, а когда ругать писателей, чтобы тебя щедро наградили. Однажды, к примеру, Лесин забыл написать статью к юбилею Достоевского. Все написали, а он – не написал. И ему за это дали правительственную награду, грамоту и конверт с деньгами. «Спасибо вам, – проникновенно сказал президент, вручая награду, – что удержались от клеветы и грубости в адрес нашего великого писателя! Век благодарен буду!» Вот так. А тут наоборот – стоило поругать Достоевского, и нас отблагодарили. Мы попробовали ещё раз, но, видимо, повторно не положено. Доказали свою ненависть к писателю словом – получите награду, а дальше уже доказывать ничего не надо, всем и так всё понятно.

– А правда, чего у вас сплошной Достоевский и Пётр Первый везде? – поинтересовалась Лукас. – Мало ли в Петербурге было всяких знаменитостей?

– Так у власти же одна бескультурщина, вот и народ в невежество ввергают! – воздел руки наш историк. – Они только Достоевского да Петра Первого знают. Но это у нас. А в самой глубинке кроме Петра и знать никого не хотят. Всех мальчиков называют Петрами, а девочек…

– Екатеринами? – догадалась Лукас.

– Тоже Петрами, – покачал головой историк. – У нас-то, в Москве, с этим низкопоклонством как-то поспокойнее. Детей, например, позволено называть именами героев Достоевского. Но это нововведение последних лет тридцати, меня-то родители по старинке Петром назвали. Пётр Петрович я.

– Ну, выпьем, Петрович, – поднял рюмку Лесин. – Хороший ты мужик, да ещё и москвич!

Выпили мы ещё, и тут видим – в окно лезет конный жандарм! А мы на последнем этаже!

– А чего это дяденька о стекло бьётся? – показывает Лукас. – Тоже выпить хочет, а его не пускают?

– Пустите мужика, – по-хозяйски распоряжается Лесин. – Раз выпить хочет, значит, хороший человек.

Тут все вокруг как встрепенутся, как забегают!

– Облава! – кричит патриарх у стойки, скидывает с себя рясу, а под ней – фрачный костюм, официантки кокошники срывают, и бегут, толкая друг друга, в туалет, переодеваться в европейские одежды. Какой-то мужик накладную бороду отстёгивает.

– Нас опять на Лубянку поволокут? – деловито интересуется Лукас.

– Может, не будем дожидаться плачевного финала? – предлагает Лесин, быстро допивает оставшийся хмельной мёд, Лукас заворачивает в скатерть блины – и бежать!

По лестнице, правда, уже поднимался жандармский отряд, но нас не тронули: вид уж больно придурковатый и безобидный, какие из нас заговорщики!

Глава шестая. Истинно православная Русь в Кабаке всех святых