По Кабакам и Мирам

– Ну вы чудные! – подивился атлет. – Там же, рядом с Кремлём, самый лучший пункт проката велосипедов, а у нас так, средненький.

– А у меня в том пункте проката бывший муж работает! Я не могу его видеть, сердце разрывается! – заявила Лукас и вцепилась в ближайший велик. А за соседний Лесин ухватился.

– Ладно, доходяги, езжайте, – улыбнулся атлет. Пощёлкал по кнопкам своего портативного компьютера, нацепил на нас какие-то датчики.

– Будете снижать скорость, получите удар током, – пояснил этот тренер от инквизиции. – Остановитесь раньше времени – сигнализация сработает, и вас тут же, без выяснения причин, в спортбат упекут.

Нам, конечно, послышалось: спортбар. Но умом, увы, понимали: спортбат. Спортивный батальон, лагерь спортивной смерти. Физкульт личности и олимпийский холокост.

– А если в туалет понадобится срочно? Тоже нельзя останавливаться? – пугается Лукас.

– Можно. Нажмите на кнопку «три» и сохраняйте мочу до конца поездки. Счастливого пути!

На велосипеде ехать – это, конечно, совсем не то, что бежать пешком. Но и тут у спортивных садистов свои подводные камни зарыты: если не крутить педали изо всех сил (а они ещё какими-то специальными хитрыми механизмами заклиниваются, чтобы труднее вертеть было) – подлый датчик током лупит, как подорванный. Несёмся, сломя голову, в толпе таких же оголтелых. Вот уже и Кремль проехали, и пять стадионов, и сто двадцать спортзалов, два спорткомплекса и восемь бассейнов «Москва» и десять бассейнов имени бассейна «Москва». Около последнего не выдержали – свалились в мягкую зелёную траву. Тут же жмём спасительную кнопку «три», чтобы сигнализация не сработала.

– Не мешало бы выпить, – хрипит Лесин.

Из бассейна имени бассейна «Москва» доносятся радостные крики купальщиков и довольные стоны купальщиц, брызги летят во все стороны. А чуть правее, какой-то переулочек кривой виднеется, и по нему никто не бежит, никто не отжимается рядом, и атлетически сложенных милиционеров не видно. Только десяток плакатов и указателей: «Если упал – отжимайся, сволочь», «Бегом от инфаркта к инсульту», «Велосипед – спортивный снаряд, а не средство передвижения», «Не болтай у спортснаряда, болтун – находка для неспортивного гада» и так далее. А чуть в глубине – подозрительно знакомая дверь, вроде как у пирожковой. Подползли мы поближе (идти уже не могли – ноги по самые груди отнялись, руки еле слушаются, голова, впрочем, ясная – и это особенно страшно) – а над пирожковой вывеска болтается, криво гвоздями прямо к кирпичной стене прибитая. Последние буквы спортсмены на снаряды растащили, только следы от них остались, что ж, читаем, что осталось: «Пирожки горя». Даже на ноги поднялись, так нас эта надпись очаровала.

– Ну, если у них тут спорт – счастье, то я за пирожки! – говорит Лукас и уверенно открывает дверь. – Ну-ка, несите нам сюда ваши пирожки!

Внутри – душно, накурено, пахнет перегаром. По стенам висят свастики. За стойкой бара стоит Гитлер и радостно нам улыбается.

– Шнеллер, шнеллер, рашн швайн! Идите сюда, гости дорогие! Я вам сейчас пирожков горяченьких с канцерогенами дам, и булочек с калориями, да маслеца с холестеринами, потом ещё водки с алкоголями и сигарет с никотинами!

– Да кто ж ты такой, благодетель наш? – промолвили мы.

– Я – фашистская сволочь, – охотно представился бармен, – Занимаюсь геноцидом русского народа в сети антиглобалистских забегаловок! Спаиваю, на наркотики подсаживаю, СПИДом заражаю – как придётся. Добро пожаловать! Сейчас я вас буду кормить некачественной пищей! Генетически модифицированной кукурузки не желаете ли?

– Для начала – водки! – рявкнули мы, осмелев.

– О, пожалуйста. Вам, конечно, спирт «Экстра» по душе?

– «Люкс» давай, сука! – стучим мы кулаками по стойке бара.

– А, ну понятно, технический, значит, – коварно хихикает фашист и ставит перед нами поднос с нижней половиной графина (видно, что сам только что ему верхнюю половину отбил и осколков в водку насыпал). Рядом и рюмки покоятся – вымазанные толстым слоем микробов и бактерий.

– Сейчас ещё пирожки с куриным гриппом будут! – посулил этот сволочуга и, похабно виляя задницей, удалился на кухню.

– Вот идиот! Микробов только зря переводит! – жалостливо вздохнула Лукас, бережно вытирая рюмки белым носовым платком. – Они же, бедненькие, от водки все повымрут!

Лукас вообще очень любит братьев наших меньших – чем меньше, тем лучше. Потому что большие братья (медведи, волки, зайцы и другие) могут наброситься и укусить прямо зубами. А это больно.

Пока фашист стряпал нам пирожки с холестерином и птичьим гриппом, мы успели допить бутылку, умыкнутую в истинно православном кабаке, закусить блинами с красной икрой из тайного заведения борцов с питерским игом, да и пошли восвояси. По дороге ещё прихватили из холодильника пару бутылок с водярой – в качестве компенсации за моральный ущерб.

– Что ж вы так быстро, рашен швайнен? – неслось нам в след, – Может быть, вам с собой холерных палочек завернуть?

– Некогда! – строго ответили мы и вышли на улицу. Поганых датчиков, вяло бьющих током, на нас почему-то уже не было.