По Кабакам и Мирам

Так что поднялись мы на четвёртый этаж, подошли к стойке, а там советский ассортимент: пюре, сосиски с горошком, пиво, бульон с яйцом, и никаких проституток, даже пожилых. Буфетчица в белом фартуке протирает несвежим полотенцем гранёные стаканы.

– А вот, скажите, у вас, например, ну, вот, как бы это… – прищёлкнул пальцами Лесин, с вожделением изучая видимые невооружённым глазом изгибы и выпуклости буфетчицы.

– Водки, – пояснила лесинскую речь Лукас.

– Водки нет. Это – «Детский мир», – отчеканила буфетчица, неприязненно поводя выпуклостями и извиваясь извивами.

– А пиво зачем вам тогда, дети же не пьют пиво? – попробовал защищаться Лесин.

– Ещё как пьют, сволочи… в смысле, не пьют, конечно, а пиво у нас для взрослых.

– Но взрослые ведь и водку любят.

– Водки нет. Это – «Детский мир», – по-военному чётко ответила девушка.

То есть лет ей было уже не меньше пятидесяти, но именно поэтому и девушка. В смысле – фея неописуемой красоты. Короче, Лесин начал флиртовать.

– А если бы мы с собой четвертинку взяли, милая барышня, вы бы нам позволили ею здесь злоупотребить?

– Отчего нет? Пожалуйста. Не афишируя, конечно. Я вам и стаканчики дам, что ж мы не люди?

– А мы вот не взяли, дураки мы дураки, а у вас кофточка славная.

– Это не кофточка, это фартучек, а я вам дам сейчас четвертиночку. Только уж вы не афишируйте… нет, денежку мне… вот сюда.

В лифчик, как вы догадались. Самые опытные читатели наверняка уже смекнули, что лифчик был необъятных размеров, и Лесин туда чуть было с головой не залез. Да в общем-то и залез, просто Лукас его оттуда с гиканьем за ноги вытащила.

– А мы, – сказала она с угрозой, – только после третьей четвертиночки афишировать начнём. Но тогда уже берегитесь – никакой «Детский мир» не устоит.

– Тогда садитесь и не афишируйте, а мне работать надо – строго улыбнулась буфетчица, – Вон туда, с краю.

Сели, не афишируем, пьём помаленьку. Буфетчица (Луизой её звали) после второй бутылки уже к нам присоединилась, раскраснелась, сводничает.

– Может, вам девочку? Или… (поглядев ласково на Лукаса) мальчика?

– В «Детском мире»? – восхищается Лесин. – С другой стороны – логично. Детский мир – детская водка, детская проституция, детский алкоголизм.

– Водки нет. Секса нет. В «Детском мире» водки нет, в СССР секса нет, – начала заговариваться Луиза, потом очнулась, – Сто рублей. Девочка – 100 рублей. Мальчик – 100 рублей 20 копеек.

– Это же практически даром! – радуется Лукас, – А почему это у вас мальчик на 20 копеек дороже?

– Ну в мальчиках же обычно… Плоти, что ли, больше, – смущённо пояснила сутенерша.

Тут уж и Лесин захотел мальчика. Кричит:

– И чтоб со стриптизом и с консумацией!

– Консумация это, простите, когда в… ну, в эту, что ли, как её…? – заинтересовалась Луиза и достала из своего необъятного лифчика блокнот для записей и маленький карандашик.

– Консумация – это когда проститутка не спит с клиентом, а бухает. Как вы, например, – охотно пояснил Лесин.

– Ах, – смутилась польщённая Луиза, – Да какая уж из меня теперь проститутка. Разве только минетик…

И деловито полезла под стол.

– Только без истерики, – заистерила Лукас.

– А если она мне откусит что-нибудь во время минета? Они же страсть до чего страстные – сутенерши-то…. – тоже заистерил Лесин

Но буфетчица-сутенерша Луиза полезла под стол не за минетом. Она мирно уснула, забыв про обещанных девочек и мальчиков. Засобирались и мы.

– А пойдём всё же к церкви, – сально зашептал Лесин. – Так она меня детской проституцией раззадорила. А там возле церкви – школа французская. В ней дети послов и прочей сволочи учатся. Денег им капиталисты родители не дают, а наркотиков и жувачки хочется. Вот и торгуют единственным, что у них есть – детским телом и французским языком.

– Пошли, – вильнула задом Лукас. – Проститутки её не привлекали, зато хотелось на церковь католическую поглядеть. Известная ведь церковь-то. На улице Мархлевского. И в войну она стояла, а в школе, что напротив обычные дети учились – не французы. Торговали поэтому они чем придётся – кто фантиками, кто гильзами, кто Родиной, а кто и ворованными унитазами.

Пришли. Церковь стоит. Из церкви – русский мат. Никаких французов. Дворники и забулдыги. На стене плакат «Смерть жидам». Да нет, не «Смерть жидам» (это Лесину везде жиды мерещатся потому что сам еврей), а «Смерть шпионам». Вокруг военные ходят, милиционеры в какой-то странной форме (совсем как в фильме «Место встречи изменить нельзя»), а главное – нигде никакой рекламы нету! Вот нету её и все. Хоть утопись в канале имени Москвы, хоть застрелись на берегу бассейна «Москва», царствие ему Небесное.

Стоим, как громом поражённые, смотрим по сторонам, ничего не понимая, а к нам уже мужчина спешит, серьёзный: вы чего это, граждане, тут? Что вам здесь? Вы это для чего?

– Да мы так… только четвертиночку сначала, а потом… и вторая кончилась….

– И третья тоже…

– И сутенерша обманула.