По кличке «Боксер»: Хроника времен культа личности

И снова воцарилась неловкая тишина. На этот раз первым прервал её Сергей Кузьмич. Без видимой связи с предыдущим разговором он сказал:

– Слушай, Маньковский, ведь ты без жены живешь? Не думаешь перевезти её в Ялту? Или временщиком себя здесь чувствуешь?

– Почему же… – в некотором замешательстве ответил майор, не понимая, к чему клонит собеседник. – Город мне по душе. Да и здоровью моему здесь польза.

– Тогда давай, махни в Москву, я похлопочу, чтобы тебе кратковременный отпуск дали. Думаю, недельку Костров здесь за тебя поработает. Справится?

– Конечно, справится! – с какой-то необъяснимой радостью произнес Маньковский и засмеялся: он понял, секретарь посылает его в столицу своим нарочным с полной уверенностью, что он, человек битый жизнью, доберется до Центрального Комитета партии.

Через два дня Александр Иосифович уже садился в потрепанный автобус, следующий до Симферополя. А ещё через несколько часов он втиснулся в переполненный вагон поезда, который помчал его в Москву с надеждами, Как в том, недоброй памяти, тридцать седьмом году…

Эпилог

Противно лязгнул засов. С ржавым скрипом открылась дверь. Раздалась команда:

– Руки за спину! Выходи по одному!

Люди в грязно-серых хлопчатобумажных бушлатах, в такого же немыслимого цвета шапках, отороченных искусственным мехом, тяжело спрыгивали на свежий, слепящий первозданной белизной снег и, жмурясь от яркого весеннего солнца, вытягивались гуськом между двумя рядами солдат с автоматами.

Спрыгнувший первым был высок и крепок. Но не только этим отличался он от остальных, прибывших в лагерь, – не жмурился от света, не глядел на солнце, а старательно прятал лицо свое и глаза от постороннего взгляда. Да, видать, напрасно. Именно на него обратил внимание пожилой служака-старшина, стоявший несколько в стороне от конвоя. Пригляделся и воскликнул удивленно:

– Товарищ подполковник, да неужто вы? Николай Александрович, никак не узнаете? Так ведь это я, Степаненко, бывший командир отряда.

Вместо ответа тот, к кому относились эти слова, лишь глубоко втянул голову в поднятый ворот бушлата.

Старшина же не унимался:

– Не могу я ошибиться – Сатов вы! – передохнул и проговорил в сердцах: – А ведь столько было дел у нас с вами…

– Не Сатов я, – зло бросил верзила. – Ошибаешься, гражданин начальник, И не было ничего, не было…

* * *

Бандит и убийца по кличке «Смех», а в народе Павел Павлович Бабичев, спал тревожно. Терзал его во сне черный бык, гонялся по пятам за беднягой, норовил нанизать на рога. Проснулся весь в поту задолго до подъема. И дрожь его пробивала, и тело обмякло. Лежал он на нарах, устремив глаза в черный потолок, весь в тяжелых предчувствиях,

Бабичев верил во всяческие приметы, А потому, как говорила их сельская знахарка Парашка, видеть черного быка – непременно к несчастью. Ни пули милицейской, ни ножа подельщиков не боялся Смех. На любые угрозы отвечал сиплым хохотком, за что и прозвище получил соответствующее. А вот дурные приметы его пугали. Лежал он на жестких нарах и одна лишь мысль сверлила мозг: быть беде.

Неожиданности начались уже во время утренней проверки. Начальник отряда вызвал из строя Бабичева, Семена Басса по кличке «Немец» и ворюгу-шестерку Зинку, которого по имени никто из солидных зеков и не знал. Начальник внимательным взглядом обвел стоящую перед ним троицу.

– Вот что, ханурики, на работу не пойдете. Готовьте-ка шмотки. Через час поедете в город…

– Это еще зачем?.. – полез было с вопросами Смех, но начальник перебил его:

– Разговорчики! Не научился терпению, слово сказать не даешь. А чтобы все было ясно, сообщаю: в следственный изолятор вас повезут.

«Вот оно в чем дело! Вот к чему бык привиделся! Видать, про убийство на Парковой прознали, – думал Смех, укладывая нехитрые пожитки в мешок, – А ведь все подготовил к побегу, чувствовал, что Хромой расколется. Теперь все к черту! И ведь в Магадане «маклеры» уже и ксиву отличную изготовили. Нет, я просто не дамся. Дорога до города дальняя, сбегу по пути».

Эх, если бы знал бандит, как обрадовался бы начальник оперативного отдела МАГЛАГа подполковник Сатов, узнай, что мысли зека совпадали с его планом. Но не знал Бабичев замысла начальника, как и не ведал ничего о том совещании, что состоялось у руководства лагеря накануне…