По колено в крови. Откровения эсэсовца

Многие предшествующие месяцы меня не покидало чувство обреченности — ежедневно приходилось осознавать всю тщетность наших усилий. И вот теперь, увидев эти быстрокрылые «Ме-262», я почувствовал, как ко мне возвращается прежний оптимизм. Я ощущал, что Германия вновь возрождается, заявляет о своей мощи. Сколько нам всего пришлось слышать о чудо-оружии, с каким нетерпением мы ждали его. И в тот день, 16 декабря 1944 года, мы воочию убедились, что располагаем средствами, способными коренным образом переломить ход и исход войны. Я тогда даже устыдился, что утратил веру в фюрера и верховное командование, и что теперь мне предстоит нелегкая задача — вновь обрести ее.

Наш взвод был придан штурмовой группе (Kampfgruppe), действовавшей по границам возвышенного участка и осуществлявшей контроль над обстановкой в регионе От-Венн. Часть сил пехоты была направлена в долину, где атаковала американцев, а мы пробивались на юго-восток, где нам предстояло создать наблюдательный пункт для корректировки огня нашей артиллерии. Еще до полудня мы вышли на вершину большого холма, откуда открывались великолепные возможности обзора долины, и наши наблюдатели приступили к изучению обстановки и определению целей.

Большинство наблюдателей успели побывать на Восточном фронте и имели опыт идентификации целей в условиях заснеженной местности. Серые полосы вдали внизу ничего мне не говорили, однако наблюдатели определили, что это отпечатавшиеся на снегу следы ног — по теням внутри. И, проследив, куда они тянутся, наблюдатели вмиг определили места, где укрывался противник: кустарник, выемки, вообще всякого рода углубления в рельефе местности. Я распорядился обстрелять их из наших 10,2-см и 8,8-см орудий. И сразу убедился, что наблюдатели не ошиблись — тут и там уцелевший враг спешно покидал укрытия. Не будь с нами опытных наблюдателей, я бы в жизни не догадался, куда направить артогонь.

Сразу же после полудня 16 декабря американцы засекли наш пост наблюдения. Перед этим повалил снег, видимость исчезла, помешав нам вести наблюдение, а союзникам — обстрелять нас. К 15 часам нам приказали покинуть наш пост, спуститься в долину для соединения с остальными штурмовыми группами. И вот мы, около 120 человек, собрав снаряжение и оружие, стали спускаться с холма.

Было очень холодно, а из-за метели видимость сократилась до 15 метров. Бойцы штурмовой группы «G», выскочив из лесного массива, бросились на нас с криками «Drop your weapons!»[30]. Только потом они поняли, что мы — свои. Слава богу, хоть стрельбу не открыли. Оказывается, мы ненароком забрели на их позиции. Вполне могли ухлопать нас ни за что ни про что.

К 17.30 мы без происшествий вышли к довольно широкой реке. От командиров поступило указание преодолеть вброд водную преграду, держа ранцы и оружие над головой. Чтобы потом, по крайней мере, было во что переодеться на другом берегу. Но я, к счастью, услышал рокот двигателей полугусеничных вездеходов. Дождавшись их, мы гроздьями, кто как мог, повисли на них, что избавило нас от необходимости в декабрьский холод голышом лезть в ледяную купель. Конечно, кое-кто из наших командиров мог посчитать это самоуправством, но у меня был один козырь — мол, а что бы стало с моей рацией, свались она случайно в воду? Честно говоря, мне было с высокой башни наплевать, упадет она в воду или нет. Главное для меня было не соваться в ледяную воду, тем более что представилась возможность форсировать речку на борту вездеходов.

Оказавшись на другом берегу, мы поняли, что это остров и что нам предстоит форсировать еще один поток. На сей раз перейти его по бревенчатому мостику. Союзники располагали здесь кое-какой обороной, однако наша внезапная атака застигла их врасплох. К 18 часам мост был в наших руках, а в 18.20 мы уже спокойно переходили через него.

Примерно к 8 часам вечера мы подошли к участку, который утром подвергся обстрелу нашей артиллерией, и увидели его результаты. Огромные воронки, вывернутые с корнем и поваленные деревья, обугленные пни на месте срезанных снарядами стволов. Американцы удерживали позиции впереди, но нам было приказано окапываться и дожидаться подхода танков.

На самом деле нам не пришлось окапываться в привычном смысле этого слова — приходилось соблюдать тишину, да и отрывать окопы в промерзшей земле — затея изначально бессмысленная. Так что мы ограничились тем, что, сделав в снегу углубление, улеглись в него. Я лег, выставив ствол моей винтовки К-98 в сторону вражеских позиций. Тем временем снегопад усилился, и я, застыв в неподвижности, чувствовал, как медленно замерзаю. Когда замерзаешь, первое, что чувствуешь, — покой и блаженство, полнейшее нежелание даже шевельнуться, на смену которому приходит сонливость. Но ты отлично понимаешь, что заснуть сейчас — и все. И я до полуночи боролся с острейшим желанием спать, пока меня не вызвали на штабной командно-наблюдательный пост, расположенный метрах в 60 в нашем тылу.