По колено в крови. Откровения эсэсовца

Сами раны болели, но не очень. Боль я испытал тогда, когда военврач стал вытаскивать из меня осколки. Эфира у них под рукой не оказалось, так что мне вместо наркоза предложили хлебнуть водки. Я хлебнул мерзкой жидкости, после чего доктора решили продезинфицировать ею же мои раны. Мне было велено не орать и не дергаться — как-никак они вытаскивают осколки у меня из ран. Скажите, а разве можно не орать и не дергаться, если у тебя в ранах шуруют пинцетами? Но я, насколько помню, не дергался и не орал. И даже не стонал. Поскольку сам по себе факт того, что радист вдруг заработал себе нашивки за ранение, был примечательным, я поклялся не дать им повода для насмешек и пересудов по поводу моего поведения во время хирургической операции. Потом меня перевязали и отправили служить дальше. Я спросил, что с Крендлом. Мне было сказано, что у него контузия и растяжение связок голеностопного сустава. Когда мы с Крендлом добрели, наконец, до нашего радиоприцепа, 8,8-сантиметровые уже утихли.

— Нам теперь медали дадут! — не скрывал гордости мой водитель.

Меня поразило, как может он после всего, что нам выпало пережить, думать о каких-то там наградах. А что произошло с оставшимися лежать на улицах Стумуна нашими ранеными? Ведь, по сути, мы же их и прикончили снарядами 8,8-сантиметровых орудий. Я не осуждал герра генерал за такое решение. Не мне учить офицера, как действовать в том или ином случае. Погибли экипажи нескольких вездеходов, многие пехотинцы, а мой водитель пытается представить это чуть ли не как хохму. Возможно, конечно, он просто не знал обо всем этом, поскольку был без сознания, но даже это не могло служить оправданием.

— Ну-ну, — ответил я, — медали, это уж обязательно. Только кому они нужны, твои медали?

Он вмиг учуял, что я по этому поводу думаю, и сказал:

— Если задуматься над тем, что мы все здесь вытворяли, начиная с 10 мая, то недолго и рехнуться, а потом угодить в дурдом. Так что лучше уж об этом не задумываться. Потому что некому будет носить нам гостинцы. И потом, мне что-то не очень хочется рисковать, водя эту тачку за жалованье простого рядового.

Бывали моменты, когда я завидовал Крендлу. Он был от силы на год старше меня, но его способность сохранять хладнокровие поражала.

Когда мы вернулись с медпункта, герр генерал по-прежнему перекладывал карты и сводки, совещаясь со своими штабистами. Я, забинтованный, будто египетская мумия, поддерживал Крендла, помогая ему передвигаться. Герр генерал взглянул на нас, и в его глазах мелькнула озабоченность. По-моему, он даже пропустил мимо ушей сказанное в тот момент кем-то из штабистов. Я улыбнулся Роммелю и кивнул ему. Мне показалось, что он воспринял мой кивок и улыбку как проявление благодарности, впрочем, несколько его смутившее.

Крендл заметил, что люк нашего радиоприцепа вырван с корнем. Мы сообщили об этом техникам, те явились и стали приваривать его на место. Тут поступило сообщение от разведки люфтваффе о том, что на Стумун с юго-запада наступают французские войска. Передвижение войск было замечено в районе Вербомона примерно в 25 километрах от нас.

Таким образом, у меня были все основания прервать штабное совещание. Вытянувшись по стойке «смирно», я перебил какого-то майора:

— Герр генерал, согласно данным разведки люфтваффе около 1000 французских солдат и бронетехника наступают со стороны Вербомона.

Офицеры штаба бросились к разложенным на столе картам.

— 72-я своими силами справится с ними, — произнес герр генерал. — Я нужен Герду во Франкошане.

— Герду? — переспросил я.

Я понятия не имел, кому принадлежало это забавное имя. Моя улыбка герру генералу не понравилась.

— Да, Герду. Генералу Герду фон Рунштедту, — официальным тоном отчеканил в ответ Роммель.

— Понятно, герр генерал.

— Дело в том, что эти чертовы фон Бок с фон Леебом и палец о палец не ударят ради того, чтобы выручить его.

Речь, оказывается, шла о фельдмаршале Фёдоре фон Боке, командующем группой армий «Б», и генерале Вильгельме фон Леебе, командующем группой армий «Ц».

— Оба не прочь отхватить медальки за пустяковые бои, — добавил герр генерал.

Вздохнув, он задумчиво потер лоб и изрек:

— Придется, видимо, мне в одиночку выигрывать эту войну ради Германии.

Герр генерал решил оставить 72-ю дивизию вермахта в Стумуне, а 7-ю танковую и 2-й полк СС «Дас Райх» отправить в наступление на реку Спасье. На рассвете мы примерно в 10 километрах от Франкошана пополнили запасы. Пока мы занимались этим, я связался с разведкой и запросил свежие данные о боях к северо-востоку от нас.

Французы и британцы вполне успешно расстраивали планы генерала фон Рунштедта в районе Франкошана. Несмотря на несколько фронтальных атак, фон Рунштедту так и не удалось потеснить противника. Он наносил удар с севера, а 177-я дивизия вермахта — с востока. Герр генерал задумал разделить наши силы, ударить по Франкошану с запада с применением танков «тигр IV» и бронемашин специального назначения 7-й танковой дивизии, а с юга бросить на неприятеля танки «тигр III» и полугусеничные вездеходы 2-го полка СС «Дас Райх».