По краю огня (СИ)

Маркиза, прерывисто вздохнув, отняла от лица ладони. Лентяйками ни Пэт, ни Роуз она назвать не могла, но вот что касалось сплетен?.. Какой стыд, подумала она. И какая неблагодарность — ладно бы еще они смеялись над ней, но его сиятельство! Разве он заслужил, чтобы ему вот так перемывали кости? Разве он плохой хозяин? Лавиния вновь гневно вспыхнула, не замечая, как пальцы сами собой сжимаются в кулаки. Они не смеют так о нем говорить! Они…

«И смех, и грех!» — вновь зазвучал в ее ушах чуть надтреснутый голосок няни Роуз, и маркиза Д’Алваро, словно вдруг налетев с размаху на невидимую стену, застыла. Ее прозрачные глаза широко раскрылись.

— Так вот почему!.. — вырвалось у нее.

Горячее возмущение, только что владевшее ею, схлынуло в один миг. В памяти всплыл помянутый Роуз обед, белое перышко на рукаве маркиза Д’Алваро, ее собственная рука, смахнувшая его на пол, и лицо супруга, на секунду застывшее в неподвижности — так, будто он с трудом удержался от чего-то. Она тогда не обратила на это внимания, но теперь…

Лавиния вновь зажмурилась, но уже не в попытке отгородиться от того, что смущало ее, а лишь потому, что наконец поняла. Теперь она вспомнила много таких, казалось бы, мелочей. И тот случай с понесшей лошадью, когда маркиз чудом успел перехватить испуганное животное за повод уже на краю оврага, а Лавиния, не удержавшись в седле, кулем свалилась прямо ему в руки — и он снова весь будто окаменел; и та ночь в поместье Хардингов, которую им пришлось провести в одной спальне — Лавиния, как многие дамы, удалилась на отдых первой, его сиятельство пришел позднее, когда она уже почти совсем уснула, и прежде чем отправиться на диван, замедлился у кровати и, как ей показалось, чуть слышно вздохнул… А позавчера, когда он передавал ей Алонсо, и его рука на секунду коснулась ее плеча? Он отшатнулся назад, словно обжегшись, и тут же вспомнил, что хотел еще «заглянуть к кузнецу» — да только в этом ли было дело?

— Ох!.. — прошептала в одночасье прозревшая маркиза, роняя руки себе на колени. Ее муж вовсе не тяготился ею. Он просто желал того, на что, как супруг, имел полное право — и в чем сам же себе отказал когда-то, дав слово больше ее не беспокоить.

Лавиния, почувствовав острый укол совести, опустила ресницы. Ей самой супружеский долг был противен, но с мужчинами ведь всё по-другому. Им без этого, кажется, тяжело. Но всё же маркиз держал свое обещание, вот уже много месяцев, и ни разу ни словом не упрекнул ее — напротив, окружил вниманием и заботой, даже не заикаясь об ответном даре, — а она? Знай себе радовалась, позабыв о собственном долге? «Какая же ты эгоистка», — подумала о себе Лавиния, еще ниже опуская голову. Ей вдруг стало мучительно стыдно перед его сиятельством. Ведь если бы не он, она, наверное, уже давно приняла бы постриг в какой-нибудь женской обители, и у нее не было бы ни семьи, ни этого дома, ни сына, которого она обожала до дрожи, — ничего бы не было! Да, вначале у них не всё шло гладко, но когда это было? И разве теперь она несчастлива здесь? Разве она не получила всё, о чем когда-то даже мечтать не осмеливалась?..

А он что получил взамен? Её попытку наложить на себя руки?

Подумав об этом, Лавиния закусила губу. Эгоистка! Самая настоящая эгоистка! А теперь из-за нее над его сиятельством еще и смеются — и кто? Собственная прислуга! Какой позор!.. Маркиза Д’Алваро, нахмурив короткие темные брови, медленно подняла голову и уперлась невидящим взглядом в зеркало. Она искренне уважала мужа. Она была благодарна ему за всё, что он дал ей, — так неужели и он в ответ не заслуживал хотя бы такой малости? Да, его ласки ей неприятны, так что с того? Роды куда как тяжелей и мучительнее — но разве она хоть раз пожалела о том, что ей прошлось через них пройти? Не всё в жизни дается лишь к удовольствию!

Лавиния снова вспомнила хихиканье няни Роуз и решительно выпрямилась. «Ничего, — твердо подумала она. — Он терпел, так и я уж как-нибудь потерплю. Довольно им будет смеяться!..»

От Д’Освальдо уехали за полночь. Дороги уже освободились от снега, поэтому экипаж шел ходко, легко, и вскоре в окошке показались огни родного дома. Маркиз Д’Алваро, отпустив шторку, перевел взгляд на жену и задумчиво шевельнул бровью. Нынче вечером Лавиния была тише обычного. За столом она смотрела только в свою тарелку, не краснела, как всегда, от грубоватых комплиментов барона, не улыбалась шуткам Фабио, что тоже был зван к ужину, и даже Абель не удалось ее расшевелить. Лавиния словно бы неотступно размышляла о чем-то, почти не замечая окружающей действительности, — и, к глубокой тоске маркиза, в этом своем новом, вежливо-отстраненном образе была еще желаннее, чем всегда в последнее время.

— Вы хорошо провели время, дорогая? — спросил Астор, хотя и так уже видел, что вечер у Д’Освальдо в этот раз не доставил супруге удовольствия. Лавиния, будто очнувшись, подняла голову.