По краю огня (СИ)

Вивиан и сейчас не могла понять, когда же это произошло. Она всегда уважала супруга, и было за что, но о том, чтобы полюбить его так, как когда-то она любила Итана, не шло и речи. При всех достоинствах Кендала, при всей глубине его чувства к ней — подобное Вивиан даже не приходило в голову. Она полагала, что с любовью для нее покончено навсегда. А потом… Может быть, появление в доме госпожи Делани сыграло свою роль, а может, просто время пришло, теперь уже трудно было сказать наверняка — но это случилось. И в ту ночь, когда войска Данзара обрушились на южную границу, а первого алхимика в срочном порядке вызвали во дворец, Вивиан словно очнулась от долгого сна. Кендал ничего ей не сказал, уходя, и она, еще не до конца проснувшись, вообразила самое страшное: что Дымка все-таки пробралась в самое сердце Геона, в столицу, прямо в королевскую резиденцию — и для магистра алхимии, до сих пор не сумевшего справиться с ней, пришел час расплаты. Он мог потерять всё, репутацию, службу, дело всей своей жизни, без которого не мыслил себя… Это бы его убило. Такой человек, как Кендал, и месяца не протянул бы в ссылке. Эль Хаарты не умеют проигрывать. Вивиан, глядя в спину мужу, что вместе со срочным гонцом стремительно таял в сером смерче воронки, прижала ладонь к груди. Сердце ее испуганно билось — так быстро, как ему не случалось биться уже много лет. «Нет, только не Дымка, — думала Вивиан. — Только не Кендал! Светлые боги, вы не можете забрать его у нас… у меня!» Именно в тот момент она поняла, как сильно муж дорог ей, что все эти годы она жила в клетке, которую сама же и возвела вокруг себя, и что сердце ее еще живо. Теперь Вивиан стало ясно: то одиночество прошлой зимой, рождавшее отчаянную, глухую тоску, было всего лишь ревностью к молодой и хорошенькой воспитательнице — а растерянность, овладевшая ею в тот вечер, когда супруг даже не взглянул на нее, лишь пожелав доброй ночи, — страхом лишиться его тепла. Потому что и она любила его. Давно. Сама не подозревая об этом. Чуть позже, уже сидя в гостиной напротив сына, пока они вдвоем дожидались вестей из столицы, Вивиан попыталась вспомнить, когда в последний раз ей снился Итан, Белая усадьба, безмятежные дни их общей юности и счастья, но не смогла. Потому что счастлива она была теперь — пока еще была.

Хвала богам, первый алхимик Геона вернулся домой на следующий день, и дело оказалось не в Дымке. Война! Весть была страшная, но, к облегчению Вивиан, отнюдь не та, которой она ждала и боялась. У ее мужа не отняли ничего, что было ему дорого, а у нее не забрали его самого. Наверное, в тот день герцогиня эль Хаарт была единственным человеком в Геоне, благословившим Данзар. Лишь на минуту, и лишь потому, что он открыл ей глаза на очевидное — но всё же… С той памятной ночи для Вивиан всё изменилось. Так сильно и вдруг, что она до сих пор иногда боялась поверить, что это не сон. Она снова жила. Она любила и была любима. Она была счастлива — впервые за много лет. Призрак Вивиан Эшби из Белой усадьбы окончательно оставил ее, растворившись в золотистом сиянии летних сумерек, а следом за ним ушел и проклятый туман. Глядя на старшего сына, Вивиан иногда вспоминала его отца — но теперь лишь с оттенком ностальгической грусти, которая тут же таяла, стоило герцогине перевести взгляд на мужа. Она любила Итана — когда-то, она была благодарна ему за Нейла, но жизнь продолжалась, и прошлому в ней не осталось места.

Жаль только, что столько времени было упущено зря…

— Мама! Ты готова? — раздалось за спиной одновременно со скрипом дверных петель, и герцогиня обернулась. В спальню вошел Нейл — тоже уже одетый для бала. «Весь в отца, — скользнув взглядом по строгому серому камзолу сына, мало чем отличавшемуся от повседневного, философски подумала герцогиня. — Ничего ярче надеть не заставишь! А им обоим так к лицу голубой и зеленый».

— Экипаж подали, — сказал Нейл. — Я попросил прислать зимний, с печкой.

— Как мило с твоей стороны, дорогой. В бальном платье по зимнему времени зябко, даже если накинуть манто… Не поможешь мне с ожерельем?

— Конечно. Это? — Нейл осторожно поднял с бархата изящное колье, всё усыпанное изумрудами, обвил им шею матери и защелкнул аграф. Вивиан благодарно улыбнулась.

— Слуги уже ушли? — спросила она, придирчиво оглядывая себя в зеркало. «Нет, — подумалось ей, — ни к чему тут серьги, иначе я стану похожа на витрину ювелирной лавки! Ожерелья вполне достаточно».

— Я отпустил всех, кроме Анре, — сказал Нейл. — Он нас проводит.

— Хорошо, — герцогиня поднялась. — Я только загляну на минутку в детскую, а ты пока подожди внизу.

Он кивнул и, оставив мать, сбежал по лестнице в холл. Лакей на своем посту у парадной двери подал ему плащ и взял в руки уже приготовленное для герцогини меховое манто. Его обладательница не заставила себя долго ждать: вскоре она вслед за сыном спустилась вниз, во всем блеске бесчисленных складок атласа и сиянии изумрудов. Лакей осторожно набросил ей на плечи меха. Нейл улыбнулся:

— Ты сегодня очень красивая, мама.