По краю

Дядя Зевия, Зоил Зизий, был последним диктатором Магбурга, и, по рассказам, обладал поистине чудовищной силой, способной повернуть реку вспять, держать в повиновении тысячи людей, и не просто людей — магов. Предполагали, что подобное могущество доставили ему Звезды Фанаин — темные артефакты, сохранившееся с давней эпохи, когда Магбурга еще не существовало. Великая волшебница Фанаин создала десять золотых амулетов, позволяющих обладателю их получить власть над умами и стихиями. Легендарные Звезды Фанаин считались самыми могущественными темными артефактами за всю историю Ойкумены. На многие столетия след их затерялся, пока Звезды не добыл неведомым образом Зоил Зизий.

Трой вполне насладился смущением Зевия, прежде чем сказать:

— Аврелий Равилла тоже предположил существование подобной возможности, и Совет счел ее наиболее опасным вариантом для города.

— Но каковы факты, заставившие передумать советников? Ранее они и слушать не желали о темных артефактах, — спросил Фотий.

— Яд. Вам известно, что градоначальник объявил награду тому волшебнику, который снимет заклятья. За последние две недели в Магбург съехалось столько искусным чародеев, сколько город не видел и в лучшие свои дни. Шесть трупов найдены на Второй Кольцевой. На них наткнулись случайно. Могу заверить, что это не единственные жертвы. Все они отравлены.

— Отравлены? — переспросила Юстина.

— Вас что-то смущает? — обернулся к ней дознаватель.

— А вас — нет? Темный чародей — и яды....

— Боюсь увеличить ваше недоумение, но имеется еще одно важное сообщение. Дело касается вас, Фотий, точнее вашего сына, Ипатия Коррика. Вчера городской Совет постановил предпринять все необходимые меры для борьбы с темным чародеем.... — дознаватель сделал паузу. Фотий Коррик побледнел, подумав о самом худшем. — И для этого советники сочли нужным освободить под надзор Ипатия Коррика, с условием, что он приложит все силы и избавит город от темного волшебника.

На минуту в комнате повисла пауза — все приходили в себя от неожиданного известия.

— Что?! — опомнилась Юстина от поразительного сообщения. — Вы освобождаете преступника, чтобы он боролся с другим преступником?!

— Юстина! — всплеснул руками Зевий Зизий.

— Папа, ты думаешь также! — запальчиво заявила она.

— Так думают все, — сказал Трой. — И только вы высказались вслух при заинтересованной стороне.

Фотий потянул ворот сорочки, сдавивший горло, расстегнул верхнюю пуговицу.

— Но чем объяснить это нелепое решение?! — воскликнула Юстина.

Трой сделал паузу со значением.

— У Совета имелись на то веские основания, — проговорил он с таким видом, что стало ясно — больше ни слова из него не вытянешь.

Глава 5

(25 сентября. Две недели до свадьбы Хрисы Техет.)

Экипаж по укатанной дороге шел легко, чуть покачиваясь на мягких рессорах. Ипатий сидел в углу дивана и, отодвинув занавеску, смотрел в окно с жадностью человека долгое время лишенного свежих впечатлений. Фотий Коррик устроился напротив. Он находился в двойственном положении: с одной стороны многомесячное упорство принесло свои плоды, и Ипатий обрел свободу, но с другой — Фотий понятия не имел, что намерен предпринять сын. Не было уверенности, выполнит ли он то условие, на котором освобожден.

В последние месяцы Фотий четырежды навещал сына в комнате наверху. И каждый раз после, казалось бы, самых откровенных разговоров, у Фотия складывалось впечатление, что Ипатий приберег кое-что про себя. Это тревожило, но никак не влияло на решение освободить сына.

Ипатий странно относился к своей свободе. Ни разу он не высказал напрямую желания покинуть Холодную Скалу. В лучшем случае он молчал, в худшем — усмехался. Фотий часто вспоминал эту непростую усмешку, соображая, что она означает. А она, без сомнения, означала многое: не было в ней однозначности, определенности чувств и мыслей. Кроме того, никогда Ипатий не говорил ни о прошлом, ни о будущем. 'Первого уже нет, а второго еще нет', — так пояснил он, обрывая разговор. Но с удовольствием рассуждал о настоящем, поражая на удивление прозорливыми догадками, и жадно интересовался текущими делами.

Хорошо осведомленный Фотий удовлетворял его любознательность, внутренне настораживаясь: что это? простое любопытство человека запертого в четырех стенах, жаждущего пополнить скудные впечатления, или неведомые холодные расчеты?

Долгожданный день настал. Фотий поднялся вслед за комендантом в камеру на верху башни. Его сын стоял, скрестив руки на груди, и смотрел в окно на бурливое, холодное озеро. Он не выказал радости, отвечал на вопросы невпопад, рассеянно. Казалось, недоволен, что его отвлекли. Фотий не мог понять, что держит сына в этой комнате. Вроде бы он должен ненавидеть свою тюрьму. И Фотий тоже сделался задумчив и рассеян.

Ипатий предложил отцу и коменданту спускаться первыми. Он надолго задержался в башне, и им пришлось дожидаться его у ворот тюрьмы. С озера задувал резкий ветер, высокие волны катились, тяжко хлопая о покрытые водорослями камни дамбы. Солнце то выглядывало, то снова пряталось среди низких, быстро бегущих туч.