По кривой дорожке

— На фото — да. А в жизни, как сам понимаешь, не имел чести встречать. К его логову в Коста — Рике не подберешься и на сотню миль. А с остальными причастными к делу я виделся и разговаривал. С Уинстоном Грейвзом, правда, не особо разговорились. Знаменитость. Я к нему: «Доброе утро, мистер Грейвз», а он отрезал: «Убирайся, парень» — и конец беседе. С остальными же потолковал.

— И с этим тоже? — поинтересовался Питер. Он держал в руках фотографию судьи Кристиана Элсворта из апелляционного суда. Типичный судья — седовласый, кустистые нависающие брови, глубоко посаженные глаза, умный взгляд.

— Продался со всеми потрохами, — сказал Джейк. — Доказательства? Попробуй раздобудь. Со времен Уотергейта ребята научились обращаться с деньгами. В ходу красивенькие, без пятнышка наличные.

С фотографии па Питера взглянул толстяк с бледно-желтыми волосами и широкой ухмылкой. Дж. Томпсон Клингер. Вид заурядного администратора, не в меру потребляющего за ленчем мартини.

— Вот и Томми. Смеется сквозь слезы, — прокомментировал Джейк. — Этот перепуган до обморока. Трясется — ну как схлопочет срок за Клаудовы мошенничества. Уинстону Грейвзу с помощью Элсворта, пожалуй, и удастся затянуть дело. Только бы печенка нашего Томми не сдала. Внимание! Внимание! Кто победит? Печень или закон?

— Прокурор. — Питер всматривался в смуглое напряженное лицо Лестера Стронга, федерального прокурора по особым делам.

Джейк скривился, хлебнув холодного кофе, и бросил в чашку сигарету, как бы оберегая себя от оплошности глотнуть ненароком еще.

— Для меня Лестер Стронг — начальное звено.

— А может, больше похоже на конец, а? Прокурор, который наконец-то настиг злодеев.

— Только что-то он ослабил хватку, — возразил Джейк. — Вдруг начинает соглашаться на все отсрочки. Позавчера судья Элсворт предоставил еще одну. На месяц. Уже третью. И Стронг вроде бы нехотя, но уступил. Грейвз, который явился, чуть ли не пламя из ноздрей пуская, выразил удивление. Так, слегка.

— Считаешь, Стронга купили? — поинтересовался Питер.

— Месяц назад, когда он еще не пятился, я бы поклялся, что Стронг честен, как господь бог, и так же жаждет правосудия. — Джейк покосился на дым сигареты. — Я уж подумываю даже, может, у него что личное стряслось. К примеру, врач сказал, что жить ему осталось всего полгода, и все стало безразлично. Или, может, с женой какие неприятности. Его жена — особа очень даже с большими причудами — Корал Трейн, писательница.

Питер поднял голову.

— Так Корал Трейн и есть миссис Стронг?

— Вот именно.

Питер отвернулся, стараясь не выдать себя. Давным-давно, только что приехав в Нью — Йорк, он поселился в Виллидже, где пробовал писать романы, и познакомился там с Корал Трейн. Она тоже жила в Виллидже и тоже пробовала писать романы. Какое-то время Питер и Корал сочиняли роман вместе — роман своей любви, по тот оказался совсем коротким, и оба не без сожаленпя пошли каждый своей дорогой.

— Ты что, знаком с ней? — насторожился Джейк.

В проницательности этот сукин сын не уступал самому Девери.

— Был когда-то. Хороша была девушка.

— И до сих пор недурна. Но неуловима. Что грызет Лестера Стронга? — спрашиваю я себя. Куда подевалось его рвение? Кому и знать, как не его жене. Прелестной женушке, которая всюду с ним ходит, не пропускает ни одного его выступления в суде. Но последнее время ее совсем не видно, и в суд не пришла, когда он выступал — очень вяло — по делу Томпсона Клингера. Разыскать бы ее да и поговорить, подумал я. Мнение популярной романистки об империи Бракстона Клауда. Но дамочки нет дома. Дамочки нет нигде. Миссис Стронг, говорит мне прислуга, уединяется, когда пишет книгу. Ты, Питер, меня знаешь. Я начинаю копать. И выясняется, прежде Корал никуда не уезжала, когда садилась писать книгу. Так, возможно, Стронг сдал, потому что у него нелады с женой? Очень кстати, что ты знаком с ней, может, заштопаешь для меня эту дырку?

— Попробовать можно, — согласился Питер. — Папку оставишь?

— Само собой. И как я уже говорил, Питер, рад работать с тобой.

Питер взглянул на часы и нахмурился. Почти одиннадцать, а от Элли ничего не слышно.

Оставшись один, Питер поймал себя на том, что вспоминает Корал Трейн. Тогда оба жили только будущим. Проводили долгие часы за машинкой. Вечером встречались, выпивали по мартини и шли обедать во французский ресторанчик па Шеридан — сквер. Гуляли по летним улицам, вели долгие споры о литературе, забредали в маленькие сумрачные картинные галереи, в лавчонки подержанной мебели, к букинистам. Когда-нибудь в счастливом будущем они накупят книг и картин для красного дома в Виллидже, для своего дома. Все эти месяцы они любили друг друга и спали вместе в огромной кровати Корал. То были беззаботные, чудесные времена.