По льду (СИ)

— Я не нуждаюсь в твоей заботе, — он с силой оттолкнул отца и рванул прочь из кабинета.

Николай задыхался. Задыхался так сильно, как никогда ранее. Ты мой триггер, сын. Он бежал по коридорам с глухо бьющимся сердцем. Под ребрами кололо, но остановиться он не мог. Ноги на скорости несли его на улицу, чтобы легкие смогли вдохнуть хотя бы крошечный глоток воздуха.

Коля стоял в вечерней мгле, а над ним взрывалось иссиня-черное небо ноября. С каждой секундой осенний дождь усиливался и мощнее бил по разгоряченному лицу. Поднявший с травы опавшую листву ветер трепал светлые, не уложенные муссом волосы. Ему бы спрятаться под козырек, чтобы дождь перестал омывать его лицо и тело. Но Николай, наоборот, сделал пару шагов вперед, подставив себя ливню. Плевать, что джемпер и джинсы уже прилипли к телу. Он хотел, чтобы холодные крупные капли потушили разразившийся внутри пожар, чтобы завтра он смог возродиться из пепла.

Глава 19

Ледяные капли продолжали барабанить по крыше и окнам, словно ливневым потоком пытались смыть гнусность таунхауса. Волосы Николая уже были порядком влажными и не поддавались ветровому потоку. Он все больше и больше подставлял побледневшее лицо дождю, будто бы желал, чтобы вместе с нервной лихорадкой смыло и его воспоминания. Но осенний ливень и громовые раскаты не обладали такой магией, и Коля лишь сжимал челюсть до зубовного скрежета, прокручивая в голове слова отца. Память будто бы обжигал горячий воск.

Он буквально не видел ничего перед собой, потому что пелена застилала его глаза. Ему так хотелось скрыться в вечерней мгле, чтобы никто и никогда не смог его обнаружить. Просто раствориться, как сыпучий сахар растворяется в горячей воде. Злоба на отца щипала щеки, словно зимний мороз, по рукам пробежала легкая дрожь. Его джемпер промок до нитки, как и он сам, и осенняя прохлада пробиралась под одежду. Но Коля не мог пошевелиться, словно ноги провалились в зыбучие пески, и ему уже не выбраться самому.

Николай вышел из транса только тогда, когда капли перестали нещадно избивать его, а нежная рука обвила его со спины. Подняв голову вверх, он увидел черный зонт, возвысившийся над ним. Опустил веки, и взор остановился на женской руке с аккуратным маникюром. Секунду позже он ощутил, как Аня прижалась к нему всем телом вопреки тому, что его одежду нужно было отжимать. Тело пробило приятное тепло.

— Может, пойдем домой? — предложила Аня, натянув рукав вязаного свитера на запястье. — Кажется, гроза усиливается.

— Боишься раскатов грома? — бестелесно спросил Николай.

— Не то, чтобы боюсь. Но фанатом точно не являюсь, — попыталась разрядить обстановку Аня. — А если серьезно, то я не хочу, чтобы ты заболел. Если выжать твою одежду, то можно обеспечить водой небольшой регион Африки.

Она уткнулась лбом к его спине, вдыхая аромат мяты и кедра, смешанный с уличной сыростью, и ожидала его действий. Она не знала, о чем Николай разговаривал с отцом, но по его растерянности и унылому выражению лица сознавала, что сегодня Александр Юрьевич в очередной раз вонзил ему в сердце стальной кинжал. В ее отношениях с отцом тоже было не все так гладко. Ее предавали всего один раз, а Николая — каждый момент его жизни.

— Пойдем, — спустя долгое молчание вымолвил Коля. — Иначе будем болеть на пару.

Когда они вернулись в дом, Николай автоматически провел пальцами по выключателю, и в его комнате зажегся свет. Он жестом указал Ане присесть на кровать, а сам, выудив из шкафа сухие чистые вещи, скрылся в ванной. Под тяжестью промокших вещей Николай ощущал себя еще более паршиво, чем в кабинете отца, и поспешил от них избавиться. Если бы он мог с такой легкостью избавиться от груза на душе, было бы неплохо. Однако этот камень продолжал быть удавкой на его шее, даже когда он вернулся в комнату и присел возле Ани.

Какое-то время в комнате царила абсолютная тишина. Оба смотрели на то, как алые раскаты грома украшали иссиня-черное небо. Николай тянул время, чтобы как можно дольше не затрагивать случившееся, а Аня покорно и терпеливо ждала, когда он раскроется. В один из моментов, когда их запястья соприкоснулись и взгляды встретились, Николай сказал:

— Нам нужно отсюда уехать.

Аня оторопела и от обрушившейся на нее неясности покачала головой.

— Почему? — спросила она.

— Не могу находиться под этой крышей с человеком, который ненавидит меня.

И в эти мгновения Аня узнала о том, что же все-таки случилось в кабинете Александра Юрьевича, и еще сильнее стала испытывать к нему ненависть и презрение. Его слова отозвались болью в ее груди, и она поджала губы, искренне сожаления о произошедшем. В ее бирюзовых глазах лился свет, которым она жаждала одарить Николая, потому, сжав его ладонь, произнесла:

— Если это поможет тебе обрести душевный покой, то я поддержу тебя. Но куда мы пойдем?