По лезвию катаны

Вскоре дорога выбралась из-под деревьев на открытое пространство и, спустившись под гору, вывела в деревню. Две лохматые шавки выскочили навстречу и, тявкая, бежали рядом. А вообще разбойники вошли в деревню — такое впечатление — как к себе домой. Попадавшиеся навстречу люди ничуть не удивлялись их появлению. Бросали из-под соломенных накидок, которыми укрывались от дождя, равнодушные взгляды, отворачивались… Правда, тут же поворачивались вновь, углядев среди идущих светловолосого высокого гайдзина. Да, вот тут челюсти у них отвисали, некоторые даже от удивления выпускали из рук накидки. Такого чуда крестьянам, похоже, раньше созерцать не доводилось. Какой-то ребенок, шлепая босыми пятками по лужам, выскочил из сделанного из сучьев шалашика и швырнул в Артема ком грязи. Не попал, нагнулся за вторым… Но Асикага грозно прикрикнул на него, и тот, испугавшись, проворно нырнул в шалаш.

«А почему ты вбил себе в голову, что это разбойники? — сам себя спросил Артем. — Только и всего, что подходят по типажу? Это могут быть бойцы деревенской самообороны. Или захудалые самураи, проживающие в захудалой деревне. Или хрен знает кто еще, потому что ничего не известно про эту долбаную Японию. И лучше вообще не зидеть ее и не знать…»

Дома в деревне походили друг на друга, как близнецы-братья: невысокие, с крытыми тростником крышами, поднятые над землей на метр-полтора. Ну, разве дворы были разной площади, где-то обнесенные оградой из глины, где-то — оградой из сучьев, где-то и вовсе без ограды и без двора. Ага, а вот, видать, дом пейзанина позажиточнее — имеются ворота в виде двух столбов с перекладиной, нехитрая деревянная конструкция украшена разноцветными лентами, правда, створок нет, наверное, еще не заработал хозяин на створки.

Лишь один дом разительно отличался от остальных: выше и шире прочих деревенских строений, крыт черепицей, обнесен добротной каменной оградой выше человеческого роста, двор огромный, ворота не декоративные, а вполне полноценные — с деревянными створами, обитыми по краям железными полосами. Дом казался еще выше оттого, что стоял на самом высоком в деревне месте, на небольшом холме. Вот к этому дому они и подошли.

Ворота были приоткрыты. Шедший впереди Асикага толкнул створку, и она отъехала в сторону, открывая доступ во двор.

Их появление не вызвало радостного переполоха, криков «Пришли-и-и!», никто не выбежал навстречу, раскрыв объятия. Люди во дворе продолжали заниматься чем занимались. Какой-то приземистый крепыш рубил дрова. Пожилая женщина занесла в дом большую, накрытую крышкой миску. На широком крыльце сидела женщина помоложе и что-то толкла в ступе. Еще одна молодая женщина, одетая, в отличие от прочих двух, в нарядную одежду с бантом на спине и с набеленным лицом, под отдельно стоящим навесом сидела на соломенном коврике, играла на музыкальном инструменте и что-то тихо напевала. Музыкальный инструмент навеял у Артема ассоциацию с среднеазиатскими дутаром… или как их там зовут, на которых тренькают аксакалы. («Бива» — выплыла подсказка. А вообще эти подсказки выплывали из подсознания так же неожиданно и таинственно, как в японском мультике далекого детства выплывал из нарисованного тумана корабль-призрак.)

Женщина играла на биве не для себя, а для человека, находящегося под тем же навесом. Человек этот сидел в огромнейшей деревянной кадке, в мутной воде, над которой поднимался пар. При желании в кадку могли забраться еще двое, но сейчас в ней плескался один человек — главарь разбойничьей шайки Масанобу. Видимо, на долю остальных достанется уже грязная вода. «А вожаки, смотрю, зря времени не теряли, пока мы грязь месили», — усмехнулся про себя Артем.

Масанобу наконец заметил пришедших, остановившихся в центре двора. Атаман вытащил из воды руки, показал сперва на Артема, потом в сторону нескольких однотипных строений из бамбука, стоящих в рядок вдоль ограды.

— Пошли. — Асикага подтолкнул пленника в спину.

Артема повели к бамбуковым сараям Асикага и Ицумицу, ставшие, похоже, его бессменными конвоирами. Ицумицу размотал какие-то кожаные ремешки и выдвинул из скоб засов, а Асикага, хлопнув Артема по плечу — спасибо, по здоровому, — показал, мол, заходи. Гимнаст упираться, раскидывать руки и ноги, хвататься за края проема не стал. Вошел внутрь… Шагнул за порог, остановился, давая глазам привыкнуть к полутьме. Да и некуда было спешить. Занимать место, что ли?

Тюряга, как и положено тюрягам, удобствами не отличалась. Земляной пол, соломенные маты, никаких окошек, даже зарешеченных, параши тоже что-то не видно… Опаньки! А он, оказывается, тут не один такой нефартовый!

В узилище уже томился заключенный. Зек японской национальности. Он сидел на одном из соломенных матов у дальней стены. Руки его были разбросаны в стороны и примотаны путами к стене, во рту торчал кляп-хами. «Да это просто какая-то тюрьма народов», — подумалось Артему. Сурово, однако, с ним обошлись… «А с тобой, думаешь, мягче обойдутся? Так же и распнут».