Дверь позади меня открывается, едва не ударив меня по мягкому месту. Я отпрыгиваю вперед, чтобы меня не пришибло. Поворачиваю голову, чтобы увидеть, кому приспичило выйти. Это Гай. Он, видимо, тоже не собирался задерживаться на радиостанции. Я возвращаюсь к выявлению нужной мне машины, и парень, к моему удивлению, ровняется со мной и останавливается.
– Пойдём, – говорит он, доставая что-то из кармана. Я кошусь и вижу в его руке ключ от машины.
– Я же сказала, что сегодня не получится, – даже не пытаюсь скрыть своё раздражение.
– Да, понял я. – Гай кивает на припаркованную чёрную спортивную машину. – Я тебя отвезу, куда там тебе надо.
– Я жду такси.
– Его никто не вызвал.
– Что? – Глаза вываливаются из орбит. – Какого черта я тогда здесь караулю?
– Я сказал, что подвезу тебя. – Он пожимает плечами. – Поэтому пошли. Ты ведь, кажется, спешишь.
– Я не… – начала, но запнулась. – Да! Я очень спешу.
Я рванула с места, добралась до машины быстрее хозяина. Сигнализация пиликнула, я открыла дверь и забралась внутрь. Здесь было тепло и сухо. Поднимаю глаза на лобовое стекло, усеянное каплями, чтобы не смотреть на Гая.
Он садится, машина заурчала, затем рванула с места так быстро, что я прилипла спиной к сиденью. Дрожащими руками нашла ремень безопасности и пристегнулась на всякий случай. Думаю, если он затормозит, я могу полностью улететь под бардачок, сложившись пополам, как в серии популярных видео-пранков, гуляющих по социальной сети.
– Чехова пятнадцать? – Гай свернул направо, снова набирая скорость.
– Да. – Удивляюсь тому, что он знает адрес, но потом вспоминаю, как сама назвала его Ляле. Гай, видимо, слышал.
Поёрзала на чёрном кожаном сиденье. Впервые в его машине, но не могу заставить себя расслабиться и оглядеться. Хотя понимаю, что сейчас от меня ничего не зависит. Как бы сильно я ни напрягалась, раньше от этого в больнице я не окажусь.
– Может, скажешь мне, что случилось? – Гай бросает на меня беглые взгляды. – Раз уж я подрабатываю водителем.
– Я тебя не просила, – моментально ощетиниваюсь.
– Да, но все же…
Я шумно вздыхаю, затем выдаю на выдохе:
– У моего дедушки сердечный приступ. – Закусываю губу, с силой жмурюсь, ощутив горечь во рту. – Ему стало плохо прямо на улице, когда он шёл на работу…
Я не выдерживаю и тихо всхлипываю. Прячу лицо в руках, чтобы Гай не увидел моих слёз. Не хватало еще разводить сырость в его дорогущей тачке: не думаю, что ему понравится, если я всё здесь залью.
Но остановиться дико трудно. Мне страшно. Я не хочу снова чувствовать эту самую сильную боль – боль утраты. Когда от тебя ничего не зависит, и как бы сильно ты ни плакал, ни выл от раздирающей грудь рези, вернуть время невозможно.
Дождь обрушился на лобовое стекло, заглушая беззвучное рыдание и дробный стук зубов. Боже, надеюсь, Гай этого не слышит. Хотя то, что он услышал, я поняла, когда он нажал на какую-то кнопку на дисплее, и в ноги подул горячий воздух. Гай решил, что я замёрзла.
Я подняла голову, чтобы исподтишка взглянуть на него. Гай невозмутимо смотрел вперед, за что я была ему благодарна. Уже через минуту в салоне стало жарко, но это не помогло мне согреться. Сердце окутывал леденящий ужас.
Я удобнее устроилась на сиденье, поборов желание прижать ноги к подбородку, как всегда делала в минуты отчаяния. Слёзы продолжали слепить; но постепенно плавное движение по дороге, шум дождя, скрип шин, скользящих по мокрому асфальту, то и дело попадая в небольшие лужи, отчего брызги разлетались в стороны, отсутствие комментарий со стороны Гая – все это действовало на меня словно успокоительное. Слёзы постепенно высыхали, стягивая мои щёки липким слоем. Я опустила подбородок на выемку между двумя ключицами, сердце потихоньку замедлилось, и на меня напала усталость, словно я не спала несколько суток.
Мысленно продолжаю повторять, словно молитву: с дедушкой Мишей ничего не случится, он ведь в больнице, ему там помогут. И чем дольше я повторяю эти слова, тем равномернее становится моё дыхание. Я не замечаю, как мы уже подъехали к обычному, ничем не примечательному району нашего города. Здесь я два года назад обрела убежище, спасшее меня от безысходности и одиночества. Увидев любимый дом, к горлу вновь подступила желчь.
– Если твой дедушка в больнице, – вдруг заговорил Гай, разглядывая дома, мимо которых мы проезжаем, – тогда зачем мы приехали сюда?
Я раздумываю, стоит ли отвечать, но соглашаюсь, что раз он вызвался помочь, то заслуживает узнать подробности.
– Он никогда не носит с собой документы, считая, что дома они целее будут. – Шмыгаю носом, подбирая сопли. – Мне нужно их забрать и отвести в больницу, а то они даже не могут установить его личность. Пока для них он чуть ли не бомж.
– И твой дедушка живёт в хрущёвке? – Скептицизм сквозит из каждой его поры.