По локоть в крови. Красный Крест Красной Армии

Появился еще один жених, лейтенант Смирнов из разведки. Прислали на место капитана Егорова. Из санчасти не вылезает, все ищет причин — то чихнул, то кашлянул.

Примчался Хиневич, его прислал Цветков предупредить меня, что Смирнов в Одессе женился и бросил потом эту девчонку. Я поблагодарила капитана Хиневича за внимание к моей персоне и успокоила, сказала, что мне это не грозит. Пусть женится на ком-нибудь другом. Я такими экспериментами не занимаюсь.

Пришлось мне все-таки с ним повозиться. Солдаты-минеры очень любили Егорова, а этого возненавидели. Егоров держался с ними очень просто. А Смирнов москвич, очень высокомерный, не знаю, чем он им досадил, но сделали они ему темную. Нас вызвали ночью, он сидит белый как стена, а из грудной клетки во время выдоха фонтанчиками брызжет кровь. Обработала ранки, сделала перевязку, отправили в госпиталь. Раны оказались неглубокими, и он быстро поправился.

А потом его прозевала начальница. Он пришел в санчасть с температурой 40°, весь пылает. Перед этим моей начальницы не было, заболел Сабир, я его отправила в госпиталь с диагнозом сыпной тиф, и он подтвердился. Я ей напомнила об этом, ведь они же из одного взвода, но она и слушать не стала, сказала, что это грипп. Когда меня вызвали к нему, он уже сыпью покрылся. Начальница положила его в санчасть с диагнозом грипп. Ее судить нужно было за это. Я две недели возилась с этим «гриппозным», он бредил без конца, срывался с места, бежал куда-то. Здоровый, сильный, куда мне с ним справиться, а надо было держать, и ночью спать почти не приходилось. Вид у меня — как будто бы я тоже тифом переболела.

Наступает 45-й год — год нашей Победы.

Когда-то на Украине майор Цветков заставлял меня писать лозунги. По его приказанию была сколочена лестница, перетащить которую с места на место нужен был целый взвод. На ней я и писала. И вот на весь мост я написала громадными буквами, не помню, чьи слова: «Будет гордостью столетий год Победы — 43-й!»

Но, увы, в сорок третьем до Победы было еще очень далеко, а вот 45-й это уже точно будет гордостью столетий, хотя и не в рифму.

Часов в 9 вечера примчался связной из штаба — вызывает подполковник. Я на всякий случай захватила порошки от головной боли, я их готовлю сама, и он признает только их. В штабе было много офицеров, и я просто растерялась — с чем это связано? Когда доложила о своем прибытии, все рассмеялись — почаще бы такие приказания! Оказывается, меня пригласили на встречу Нового года (одну из всех медиков, моя начальница мне этого не простит).

Я не только давно, я вообще никогда не встречала так Новый год. До войны было детство — «В лесу родилась елочка». А в первые годы войны было как-то не до торжественных встреч.

Но это оказалось еще и свадьбой Цветкова и Лиды Сердюковой.

Столы ломились — Аникиенко постарался, уж он-то толк в этом знает. К 12 часам все были внизу в зале. Подполковник поднялся на сцену, держа в руках часы. Ровно в 12 поздравил всех с Новым 1945 годом! Потом сошел со сцены и каждого поздравил персонально.

Было очень весело, красивая елка, танцы почти до утра, в партнерах недостатка не было (некоторые с ума сходят — не танцуют). Потом появился Ведин и вручил почти всем письма. Мне два от Саши и фото.

Писать не хочу. Все более или менее значительное запомню и так. Тарасов сказал, что Алеша уехал в академию. Вот и все. Зачем мне это было нужно? У меня есть Саша. А может быть, уже нет?

И вот наконец-то — долгожданная Победа! Меня почему-то душат слезы. День выдался какой-то непраздничный — серый, холодный, ветреный, сырой. Все готовятся к построению: чистят шинели, драят сапоги, пуговицы, пришивают подворотнички, проверяют оружие.

Все как во сне — верится и не верится.

И вот наступил этот час — парадно-торжественным прямоугольником застыл наш 18-й отдельный батальон, чеканят шаг наш знаменосец и ассистенты. Как-то невольно всматриваешься в лица своих товарищей — какие они в этот час нашей Победы?

Я не увидела ни одного лица, которое выражало бы только безмерную, безудержную радость, как было ночью, когда дежурный по части начхим [33] поднял батальон криком: «Победа!!! Война закончилась!!!»

Все как с ума посходили от радости: полуодетые кричали, плакали, стреляли, обнимались, целовались, пускались в пляс.

Теперь эти лица были и торжественные, и радостные, и скорбные одновременно.

Когда подполковник Безрук, читая приказ Верховного Главнокомандующего, дошел до слов: «Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!» — не было ни одного лица, по которому бы не текли слезы. Мне казалось, что плакал и сам подполковник. Временами слышались всхлипывания и приглушенные рыдания, и никто не стыдился этих слез.

Это были первые часы мира — так долгожданные и так дорого оплаченные.

10 мая. Все еще до конца не можешь осмыслить то, что произошло. Все под впечатлением этого великого события, значительнее которого в нашей жизни ничего не было и не будет.