По маленьким дорожкам

– Нет. Никогда! Они обе вредные – жуть! Ни с кем ужиться не могли, а промеж собой – ни-ни. Друг за дружку держалися. Не то, что мои сеструхи дурынды нарожали дармоедов, те – своих детей. Слышь, хотели тута у меня дачу устроить, а я пои, корми. Пенсия – копейки, а они как наедут оравой, хоть ложись и помирай. А у меня даже куры не держатся. Давеча купила дюжину, смотрю, через три месяца – квёлые ходят. Ну, думаю, подохнут скоро. Не стала дожидаться, сама порезала всех, да и на рынок снесла. А родственников всех отвадила! Живу сама себе хозяйка, и ни нуждаюся ни в чём!

– Скажите, а как вы выдумаете, почему сёстры поссорились? – всё не унималась Алиса.

– Так чужа семья потёмки, никто не разберёт. Я никогда не мешаюсья. Давеча заступилась за Нинку, это почтальёнша наша, она с Сашкой Гореловым живёт. Десять лет живёт, десять лет мается, – бьёт он её по черному. Ну, как-то раз он за ей погнался, а я дура старая, Нинку у себя в доме схоронила, что б значит, Сашка не убил её совсем. А тут участковый Николай Матвеич подоспел, сразу бумагу написал, Сашку арестовали. Ну, участковый то и говорит, ты, мол, бабушка Фая, свидетелем на суде самым главным будешь. Я по дури то обрадовалась. Сколь лет живу, ни разу свидетелем то не была. Когда бумагу из суда прислали, я нарядился, платье что на смерть шила, не пожалела, одела. Судья такой вежливый, всё меня по имени отчеству называл. Я стараюся, всё подробно рассказываю, как дело было. Ну, Сашке срок дали. Правда, сразу домой отпустили, сказали, только что б в милицию отмечаться приходил. Нинка плакала на суде, просила пожалеть Сашку, мол, хороший он, вот ему условный срок то и дали. Прошёл месяц, а у меня крыша в сарае провалилась. Гляжу, Сашка идёт, я ему говорю, помоги, мол, крышу поправить, бутылку дам. А он ирод две фиги мне показал, обматерил, и дальше пошёл. Даже бутылка ему не нужна. Вот так то… А о чём это я? – наполняя самогоном стопку опамятовалась Фаина.

– О том, что чужая семья потёмки, напомнила Алиса.

– Точно! Давай выпьем!

Ухнув по-мужицки, женщина выпила. Ермолай сглотнул подступивший к горлу ком, всё ещё не оставляя мысли о страшной каре, которая по законам справедливости рано или поздно должна настигнуть Алису.

– Чё то мне капуста это не помогат, – пожаловалась Фаина Ивановна, разматывая шаль. – Видать это из-за того, что лист дырявый насквозь.

– Какой лист? – не понял Ермолай.

– Да капустный.

Развязав платок, с большим трудом установив корпус в вертикальное положение, Фаина направилась к комоду. Но по дороге резко сменив маршрут, рухнула на высокую кровать с панцирной скрипучей сеткой, и смачно захрапела. А гости, наконец, покинули гостеприимный дом.

– Мы не договорились, как представимся Розе. Она, верно, сейчас никого видеть не хочет. Скорей всего, чувствует свою вину. Нужно что-то придумать, – едва они оказались на свежем воздухе, заговорил Лопухов.

Но они так и не успели ничего придумать. Едва они вышли со двора Фаины Ивановны, увидели женщину, широкую как русская печь, и по виду такую же тёплую. Женщина пристально вглядывалась в незнакомцев.

– Вы Роза? – спросила Алиса.

– Ну, – нелюбезно ответила женщина.

Ермолай был готов дать руку на отсечение, что женщина сильно испугалась.

– Мы к вам… – неуверенно заговорил Лопухов.

– Чего надо?

– Мы хотим поговорить о вашей сестре Галине.

– Нечего о ней разговаривать, померла она.

– Да мы знаем, – вступила в разговор Алиса.

– Ну вот и нечего душу её тревожить, – резюмировала Роза открывая калитку.

– Пожалуйста, выслушайте нас! – как-то уж слишком отчаянно попросила Алиса. – Мы лишь хотим кое-что выяснить. К Ермолаю Фёдоровичу, – жест в сторону Лопухова, – недавно пришёл мальчик Вова, и заявил, что он его сын. Адрес ему якобы дала баба Галя…

Роза резко прервала:

– Идёмте!

Азиатская овчарка, которая и впрямь оказалась размером чуть меньше телёнка, радостно скуля, бросилась навстречу хозяйке. Но, заприметив незнакомцев, передумала ластиться, и устремила мгновенно наливающиеся кровью глаза на оккупантов.

– Фу, Розенкранц! – приказала Роза. – Свои!

«Азиат» мгновенно признал свою оплошность, виновато завилял хвостом и удалился в будку. Однако, когда Ермолай взглянул на Розенкранца, мороз прошёл у него по коже. Пёс лишь затаился на время, и не будь рядом хозяйки, он с большим удовольствием наказал бы нахалов, из-за которых ему случился нагоняй.

Роза предложила поговорить в беседке, которая располагалась позади большого добротного дома. Гости расселись, а Роза продолжала стоять.

– Радикулит зараза замучил, – пояснила женщина, – пока усядусь, сто лет пройдёт. Говорите, чего хотели.

Ермолай не знал что говорить. Как заставить гонористую старуху, сменить гнев на милость? Как всегда на помощь пришла Алиса. Она, словно бы не замечая неудовольствия Розы, начала разговор.

– Скажите, вам сестра что-нибудь рассказывала о мальчике?

– Нет, – резко ответила Роза.

Потом, всё же немного смягчившись, пояснила:

– Мы с Галиной были в ссоре.

– Да, мы знаем.

– Файка напела? – угадала Роза.