По материкам и океанам

Иногда смерч движется медленно, иногда — со скоростью поезда. Корабли стараются избегнуть встречи со смерчем; если же судну нельзя свернуть в сторону, то судовые артиллеристы бьют по водяному столбу из пушек, и он падает, рассыпается, проливаясь обильным дождем.

Но вот и Зондский пролив, вот и гавань на острове Ява, где берег окаймлен кокосовыми пальмами, а дальше начинаются девственные леса, ночами горящие миллионами бледнозеленых огней: то светятся насекомые.

А после Явы — Сингапур, маленький островок у южной оконечности Малаккского полуострова, где шумит большой порт и где среди торговых судов скрываются пираты южных морей. Здесь писатель попадает в царство вечного, беспощадно знойного лета. Его глаз, привыкший к необозримым полям ржи, видит сахарный тростник и рис, рощи бананов, кокосовые пальмы, ананасы. Он — на родине перца, пряных кореньев, слонов, тигров, змей…

Но Сингапур Гончаров оставил без сожаления и признавался, что если когда-либо возвратится туда, то сделает это без удовольствия. Немало огорчений принесла ему лихорадка, которой он заболел в Сингапуре: дел — множество, записи в путевом журнале отстают от событий, а тут валяйся на постели…

Больного навещали Посьет, капитан Унковский и тринадцатилетний сын знаменитого открывателя Антарктиды, адмирала Михаила Петровича Лазарева. Гончаров был застенчив и не скоро сходился с людьми. Молчаливый в большом обществе, он оживлялся в кружке друзей. Унковский, ученик Лазарева, был отличным моряком; Посьет, лишь немного уступая ему в знании моря, отличался отзывчивостью к людям и во многом разделял взгляды Гончарова. Что касается Миши Лазарева, плававшего на фрегате юнкером, то он был страстным музыкантом, и Гончаров любил слушать его игру на фортепьяно.

Трудно складывались у Гончарова отношения с адмиралом Путятиным. Это был религиозный ханжа, замучивший команду богослужениями. На каждой стоянке «Палладу» навещали всевозможные миссионеры, монахи, пасторы, и Гончаров жаловался, что корабль «одолели попы».

Набожность уживалась у Путятина с вспышками дикого самодурства. Так, однажды адмирал приказал свистать всех наверх, для того чтобы изловить и выбросить за борт шаловливую обезьянку Яшку, которая осмелилась запустить лапу в адмиральские волосы. Нелегко было служить секретарем у такого человека.

В середине июня 1853 года «Паллада» появилась на рейде Гонконга. Этот островок, где, казалось, не было ничего, кроме песка и камня, стал очень важным перекрестком морских дорог. Англия вынудила Китай уступить ей Гонконг. Китайцам, по выражению Гончарова, и не грезилось, «во что превратят камень рыжие варвары. Еще менее грезилось, что они же, китайцы, своими руками и на свою шею будут обтесывать эти камни, складывать в стены, в брустверы, ставить пушки».

Едва фрегат покинул Гонконг, как стали чувствоваться какие-то перемены: то проносились черные облака, то налетал кратковременный шквал. В ночь на 9 июля, когда «Паллада» вышла уже в Тихий океан, погода стала портиться. Зловещая багряная заря потухла на небе. Подул ветер, который крепчал с каждой минутой. Приближался тайфун — страшный ураган восточных морей.

В два часа ночи, кроме вахтенных матросов, были вызваны на палубу и подвахтенные. Надо было брать рифы — уменьшать площадь парусов. На рассвете взяли последний риф. Теперь на палубе находилась уже вся команда корабля. Никто и не думал о сне.

Ветер срывал вершины волн и носил над океаном облака фосфорически светящейся водяной пыли. Фрегат то падал в бездну, то вздымался над волнами. Трещали шлюпки, вода перекатывалась через борт, горизонт скрылся в серой пыли. Небо стало совсем черным. А барометр продолжал падать…

Матросы крепили орудия, чтобы их не смыло за борт. Боковая качка стала невыносимой, люди едва держались на ногах; от страшного напряжения лопались снасти.

К вечеру рев урагана заглушал уже все звуки. Тайфун рвал в клочья последние паруса. Уже сутки матросы не отходили от помп, отливая воду. Но самое худшее было впереди.

В семь часов вечера разнесся тревожный слух: зашаталась, грозя рухнуть, огромная, весившая сотни пудов, грот-мачта. Если бы это случилось — гибель корабля стала бы почти неизбежной.

Гончаров был наверху, когда командир вызвал добровольцев крепить мачту. Лейтенант Савич и большая группа матросов тотчас же бросились к вантам, чтобы с помощью блоков и канатов сделать дополнительное крепление.

Савич, выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, летал повсюду. Матросы, облепившие ванты, крутившие веревки и стучавшие деревянными молотками на страшной высоте, под порывами урагана, снизу казались не больше мух. Тяжелый крюк сорвался и раздробил голову одному из смельчаков. Хлынула кровь, тотчас смытая волной. Другие застучали молотками еще торопливее. Мачта, только что гнувшаяся, словно трость, стала тверже, прямее.