По местам стоять!

Это уже из первого, торпедного отсека ответ. На «товсь» открывают крышки торпедных аппаратов. Командир высчитывает угол упреждения, иначе можно промахнуться. Условия не самые плохие, судно идёт, зато лодка стоит. Хуже, когда и подлодка и судно в движении.

– Малый вперёд! Боцман, левее десять!

Десять – это градусы.

– Пли! Обе торпеды с пятисекундной паузой!

Толчок! Первая торпеда пошла. Через пять секунд ещё толчок! Лодка нос задрала. Боцман открывает клапана, набрать воды в цистерну, нос опустить. А командир и штурман смотрят на секундомеры. Один взрыв, через пять секунд второй. По отсекам сразу дружный крик «Ура!» Командир приник к перископу. Виден горящий транспорт.

– Любуйся!

Это старший лейтенант штурману. Должен быть свидетель из командного состава. И Андрей посмотрел в перископ. Транспорт разломился, носовая часть уходила под воду, а кормовая горела, но держалась на плаву. Зрелище жуткое и завораживающее.

– Уходим! Штурман, курс на базу!

Оставаться в удобной позиции нельзя. Наверняка с торпедированного судна успели дать радиограмму. Во-первых, к месту гибели транспорта вышлют судно для спасения экипажа, во-вторых, могут поднять в воздух самолёт. Глубины в этих местах небольшие. В солнечный день подлодка с самолёта видна до глубины её погружения метров на тридцать. Увидев лодку, самолёт отбомбится сам и наведёт миноносцы или эсминцы. Те будут преследовать субмарину, пока не потопят глубинными бомбами или не упустят. Глубина погружения «Малютки» невелика, сейчас вся надежда на вечер. В тёмное время суток с самолёта не видно, что находится в воде. А если ночь безлунная, так и надводным ходом идти можно.

Шли экономичным ходом около часа, потом подвсплыли, командир в перископ осмотрел горизонт – чист, можно всплывать. Всплыли, на ходовой мостик сразу поднялись вахтенный офицер и наблюдатель из краснофлотцев. Его дело осматривать в мощный морской бинокль и воду и небо. Нет ли самолётов и судов? Командир разрешил команде поочерёдно покурить. Выходили на мостик по двое, потому как случись тревога, срочное погружение, спуститься в лодку надо быстро. У большой группы это не получится.

Топливо и продукты, питьевая вода на лодке ещё были, отсутствовало главное – торпеды. Лодка была фактически безоружной. Считать пушку калибром 45 мм серьёзным оружием против транспортников в тысячи тонн водоизмещением просто смешно. На больших лодках, вроде «декабристов» или «щуки» перезарядили бы торпедные аппараты торпедами из боезапаса, хранившегося в торпедном отсеке, и снова готовы к бою. На таких лодках кроме носовых торпедных аппаратов были ещё кормовые. В случае необходимости лодка могла развернуться и дать залп из этих аппаратов.

На «Малютках» в довоенное время и первую половину войны применяли торпеды 53–18, которые были приняты на вооружение в 1939 году. Калибром 533 мм, массой 1615 кг и длиной 7200 мм, имела заряд взрывчатого вещества в 300 кг и контактный взрыватель. Такой взрыватель инициировал взрывчатку только при ударе в препятствие. А пройдёт торпеда под днищем судна буквально в сантиметрах и не взорвётся, ибо могла быть выставлена на разную глубину хода, от полуметра до 14 метров, развивая скорость парогазовым двигателем в 34,5 узла, по сухопутному около 60 км/час. Плохо, что оставляла по ходу движения след из воздушных пузырьков. Немцы опередили СССР, начав выпуск торпед с акустическим и магнитным взрывателями. Акустический реагировал на шум винтов, а магнитный на большую магнитную массу, какой являлся железный корпус корабля. Причём такие торпеды ещё и выписывали циркуляцию, то есть сходящиеся кольца вокруг жертвы. Конечно, нашлись и противоядия. Например, для акустического взрывателя приманкой была дешёвая подделка – на тросе за судном тащили доску с винтами, производящими шум. Торпеда реагировала на наиболее сильный источник шума. Самой совершенной торпедой был «Крапивник».

Выпускались торпеды 53–38 на четырёх оборонных заводах – «Дагдизель» в Махачкале, на двух заводах в Ленинграде и Днепропетровске. С небольшими изменениями эти торпеды использовались на кораблях и на самолётах – торпедоносцах.

Без происшествий вернулись в Севастополь. По старой традиции корабль, неважно – подводный или надводный – возвращаясь на базу с победой, делал холостые выстрелы по числу побед. Холостой выстрел сорокапятки прозвучал тихо, всё же на базе шумно, работают двигатели на судах, портовые механизмы. Но выстрел был услышан, а скорее всего командир дал радиограмму. Лодка подошла к причалу, где обычно швартовались субмарины седьмого дивизиона. На пирсе уже стоит начальство – командир дивизиона, комиссар и несколько краснофлотцев. В руках одного из них блюдо с жареным поросёнком по старой флотской традиции. Правда, традиция эта была вскоре нарушена. С оккупацией Крыма и окружением Севастополя с продуктами стало плохо.