За эти дни в офицерской палатке всё уже переговорили, всё перечитали, наигрались в карты, излили все свои ощущения и мечты в письмах.
Горбунец нервничал – от жены не было никаких вестей.
– Ты бы отпросился на пару дней, – посоветовал ему командир второго взвода Головаха, рассудительный, полноватый украинец. – Всё равно ничего не делаем. Напиши рапорт – отпустят.
– В самом деле, – поддержал Григорьев. – Дело тебе советуют, ротный.
– А ну их, – скрежетал зубами Горбунец и, отворачиваясь к стене, закуривал новую папиросу. – Душу травить на пару дней, а перед этим каждому докладываться…
…Комбат приехал к концу первой недели, в пять часов утра. Всё так же моросил дождь, сочившиеся сквозь брезент капли лениво падали на нары. В палатках держался устойчивый запах прелых шинелей. Кирилов проснулся от резкого и громкого голоса комбата. Он сел, с тоской отметив всё тот же шорох дождя. Ротный, уже в шинели, застёгивал ремень, быстро одевались и другие офицеры.
– Подъём! – катилось по лагерю. – Подъём!.. Подъём!..
Комбат с офицерами стоял на маленьком бугорке и разглядывал лагерь. Был он в новенькой плащ-палатке, покрытой пока лишь мелкими каплями дождя. Из-под неё выглядывал белый подворотничок.
Кирилов подумал, что стирает, гладит и пришивает их ему жена, пока он пьёт кофе.
Солдаты недовольно выходили из палаток, становились в строй.
Комбат подождал, пока стало тише и громко сказал:
– Что приуныли, соколы? Затосковали?
Солдаты никак не реагировали на его слова, и Кирилов почувствовал, что его всё в майоре раздражает.
Он посмотрел на Горбунца, Щетинина, Стеклова, и на их лицах увидел тоже раздражение.
Комбат выдержал паузу, покачался с носка на пятку, и Кирилов, и вся первая шеренга отметила его блестящие, чистые, словно он не дошёл от машины до этого места, а пролетел по воздуху – сапоги.
– Знаю, холодно, сыро, домой хочется, там заждались вас перины…
Приказываю! – Он посмотрел на часы. – В шесть ноль-ноль всем ротам быть готовыми к выступлению. Лагерь снять, следы замаскировать. Вольно! Разойтись! Товарищи офицеры, прошу ко мне.
…Через час колонна, натужно ревя моторами, ползла по хлюпающей степи дальше, в сопки. Мощные «Уралы» то и дело буксовали в грязи, растерянных молоденьких срочников меняли за рулем опытные шофёры. Стеклов вёл сначала машину в середине колонны, но на одной из остановок, матерясь, пробежал вперёд, к головной, долго кричал на испуганного ефрейтора, кусавшего побелевшие губы, потом сел на его место. Колонна сразу пошла увереннее и без остановок.
– Шофёр-то он хороший, – сказал Щетинин взводному.
Кирилов посадил его с собой в кабинку. Другие офицеры ехали в кабинах по одному.
– Не то, что ребятишки эти. А техника у них… Нам бы в колхоз такую, горя не знали бы.
– Армия. Тут всё самое лучшее.
– Да-а, – протянул Щетинин. – Иначе вроде и нельзя, а всё одно завидно… Стеклов-то, дурь у него не выветрилась, но шофёр хороший.
Ехали часа три по долине, потом уазик комбата полез в гору, и Стеклов вслух перемыл ему все косточки.
– Шутник у тебя начальник, – повернулся он к ефрейтору, когда подъехали к крутому подьёму. – Он думает, что у меня не «Урал», а ангел с крылышками. Так и передай как-нибудь… – Прокричал в окно:– Ну, гляди, майор, застрянем, толкать сам будешь.
Он придавил акселератор, и машина, отбрасывая колесами красную глину, медленно поползла вперёд, пока не доползла до стоящего на более-менее пологой площадке комбата. Она почти ткнулась бампером в плащ-палатку, когда Стеклов, озорно улыбаясь, нажал на тормоза.
– Не дрейфит, – сказал он. – Ничего мужик.
За Стекловым на площадку проскочили ещё три машины. Четвёртая забуксовала в разъезженных колеях, и замёрзшие солдаты, облепив её, стали подталкивать. Потом выталкивали очередную машину из глубоких, прорытых колёсами канав.
Идущая за ней начала заворачивать в сторону.
– В объезд нельзя! – сказал комбат. – Там болото!..
И, перехватив удивлённые взгляды стоящих рядом офицеров: «Какое болото в степи?» – пояснил:
– По условиям тактической задачи болото, ясно?
– Так точно.
Офицеры разъяснили личному составу про болото.
– Чудит майор.
– Армия есть армия.
– Пупок задарма надрывать.
– Толкай давай, а то дух через рот выйдет.
– Раз-два, раз-два…
На десятой или одиннадцатой машине Щетинин, упиравшийся в борт, вдруг охнул и, споткнувшись, отступил в сторону.
Кирилов подбежал к нему.
– Что с вами?
Щетинин, всё так же согнувшись, отошёл дальше в степь и неловко опустился набок.
– Что там? – услыхал Кирилов голос комбата. – Толкайте, нечего рты разевать, не на базаре… Что там, лейтенант? Если симулирует – ко мне его, я лекарство пропишу.
– Что с вами, Щетинин?
– Радикулит, сынок, радикулит, – простонал Щетинин и закрыл глаза.
– Врача надо, – подбежал Кирилов к комбату. – Приступ радикулита.
– Солдаты, твою их… Ищите эскулапа, он где-то позади… Постой, лейтенант, куда спешишь? Бери двух солдат, на шинель его и вниз, к медицинской машине. Приказываю отправить в госпиталь.
– Есть.
Наконец вытолкнули все машины и начали устанавливать палатки.