По метеоусловиям Таймыра

Дурасов громко высморкался, осторожно вытер распухший нос.

– Господи, когда это кончится, – тоскливо произнёс он, вытаскивая из пачки сигарету. – Даже запаха дыма не чувствую.

– Так я пошёл, – сказал Гребнев.

Он вышел на улицу, поёживаясь, пробежал квартал до ближайшего кафетерия, в ванильном тепле отдышался, потёр замёрзшие уши, обогнул очередь.

– Добрый день, тёть Валь.

Полная продавщица в накрахмаленном кокошнике протянула ему коробку с пирожными, взяла деньги и, не пересчитывая, бросила их в кассу.

– Опять тебе, Евгений, жребий выпал?

– Жребий, – кивнул Гребнев. – Судьба. Безжалостный рок. – Помялся. Не хотелось так быстро возвращаться в контору. – Тёть Валь, налейте-ка мне стаканчик томатного…

Встал за столик напротив окна.

Теперь он видел крышу высотного дома и четыре верхних ряда окон, остальные закрывало роскошное здание конца сороковых годов со множеством архитектурных излишеств, и он опять не смог сосчитать этажи…

Он пришёл к Валерии накануне первомайских праздников, с коньяком, коробкой конфет и ранними ландышами, уже позабывший пережитый страх своего ледяного купания, пришёл, чувствуя какую-то потребность отблагодарить, отдать долг, чтобы раз и навсегда забыть о своей спасительнице. Он хотел взять с собой и жену, но Светлана сопровождала важных дельцов из Западной Германии, у них на этот вечер была назначена встреча, без переводчицы не могли обойтись, и он пошёл один.

С трудом нашёл дом, перед дверью сунул обратно в карман записку с адресом, надавил на кнопку.

Открыла высокая старуха с мосластыми босыми ногами.

– Леру?.. Проходь, голуб, щас накупается…

Старуха пошлёпала по паркету в комнату, оставив Гребнева, растерянно замершего в прихожей. Он потоптался, наконец решительно положил подарки на пол, снял туфли, потом, помедлив, носки и босиком пошёл за ней.

В комнате, заставленной старой мебелью, было сумеречно.

В углу висела икона с пожелтевшим ликом святого (какого, Гребнев не знал), горела лампадка.

Старуха села на кожаный диван, уткнулась в потрёпанную книгу.

Гребнев постоял, потом сел рядом и стал ждать.

Валерия вышла из ванной в застиранном халатике, босиком, и её ноги были похожи на ноги старухи: такие же крупные, с шишками выпирающих костей.

– А, утопленник… Жив?

– Вроде, – сказал Гребнев. – Ничего, что я так, без предупреждения?..

– Максимовна, ты чего же его разула? – спросила Валерия.

– Не разувала, – отозвалась старуха, не отрываясь от книги. – Свольничал, Господь с ним…

– Не обращай внимания, – сказала Валерия. – Мы для здоровья босякуем… Проходи ко мне.

Гребнев прошёл за ней в узкую комнатку, где с трудом умещались тахта, стол и шкаф.

Валерия прикрыла за ним дверь, сказала:

– Садись на тахту, не стесняйся.

Голос у неё был грубоватый и лицо её, с короткой причёской, распаренное, было похоже на лица финиширующих спортсменов. Тогда, в избушке, она казалась Гребневу красивее и сейчас он не мог скрыть своего разочарования.

Он засуетился, выставил на стол, покрытый петушиной расцветки скатертью, конъяк, коробку конфет:

– Если бы не ты…

– Ну, давай выпьем, – сказала Валерия. – Ты теперь вроде как мой крестник.

– Если бы…

– Если бы да кабы… Максимовна! – крикнула Валерия. – Выпьешь с нами, за моего крестника?!

– Грех, – донеслось из-за двери.

– Не обращай внимания, – сказала Валерия. – Она всё понимает…

Гребнев поставил стакан на стойку:

– Спасибо, тёть Валь…

– На здоровье.

Он трусцой пробежал по улице, влетел в контору.

Заваренный чай уже отливал золотом на его столе.

Сычёв с Гурской курили, по очереди выдыхая дым в форточку.

– Жень, поехали в отпуск вместе, – сказала Гурская, отодвигаясь от Сычёва. – Ты без жены, я без мужа…

– Кто?.. Он без жены? – Сычёв вытянул два прокуренных пальца в сторону Гребнева. – Куда ему от своей красавицы…

– А разве я хуже, а? – кокетливо спросила Гурская.

– С лица воду не пить, – донёсся из-за кульмана голос Дурасова. – Почему чаю нет?

– Айн момент…

Гурская плеснула чай в большую эмалированную кружку Дурасова.

– Может, с сахарком, товарищ ведущий специалист?

– Благодарю. – Дурасов шмыгнул носом, – Предпочитаю в естественном виде.

Гребнев подошёл к форточке, размял сигарету.

– Старичок, я прошу тебя, таким тоном со мной больше не разговаривай, – медленно сказал он Сычёву.

Тот уставился непонимающе, улыбка исчезла.

– Какая муха тебя укусила?

– Всё, я сказал…

Светлана Фёдоровна выглянула из-за бумажных рулонов, уставилась на Гребнева.

Гурская замерла с голубенькой чашкой в руках.

– А где же шеф? – прервал тишину Дурасов. – Ему бы сливки, а достанутся омывки…

– Ничего, я ещё заварю. – Наташа Гурская, оттопырила оранжевые губы и вонзилась зубами в пирожное, с интересом поглядывая на Гребнева.