По методу профессора Лозанова

Да, кстати, а почему в тресте так благополучно обстоят дела с кадрами? Практически никакой текучки. Ну, это положим понятно. Приличные оклады, и у большинства есть реальная возможность поработать за границей. А это наши товарищи любят. Ну, музеи там всякие, памятники… Ну, ладно, Крымов, кончай иронизировать. Ну, копят они на видео, стерео, автомобили, цацки и побрякушки. Но ведь честно заработанные. Чего тебя не устраивает? А то, говорил себе Александр Иванович, что разумно ли — за границей получать за ту же работу в несколько раз больше, чем дома? Тяжелые рудники там, что ли, опасное производство? А потом любыми правдами и неправдами стараются задержаться еще на срок и еще. И только в отпуск припасть к родным березкам. И жизнь дома кажется уже какой-то не той, не столь комфортной. А интересы появляются совершенно иные. Зачем, например, ходить в кино на отечественную лабуду, когда дома за рюмкой, то есть, простите, за чашкой чая можно по видику такое увидеть? Ах, эта тоска по комфорту! «Волво» купить нельзя, так хоть кресло от него в «Волгу» втиснем, приемник, магнитофон, в виде чехлов шкуры диковинных зверей, давно занесенных в красную книгу…

Не отвлекайся, Крымов. Радуйся, что Герман Михайлович Ершов не вызывает у тебя никаких сомнений. Значит, остаются всего трое. Петр Степанович Курышев, 46 года рождения, инженер-строитель, ушел из треста по собственному желанию. Организовал бригаду шабашников. В прошлом году на Украине калымили. А сейчас под Москвой дачу строят одному члену-корреспонденту. Лебеденко Георгий Анатольевич, 37 года рождения, инженер-экономист, уволен из треста за прогулы. Кузьмич, вручая все эти сведения, скромничал, утверждая, что Лебеденко ему не по зубам. Ну, что ж, с Георгием Анатольевичем он встретится сам в среду, в пять часов, в РОВД. Предлог для вызова туда найти было несложно: Лебеденко больше трех лет нигде не работал, что не помешало ему купить «Волгу» и заниматься поисками антиквариата. Как говорится, красиво жить не запретишь. Ну, а третий, вернее — третья — Надежда Алексеевна Мартынова, 1965 года рождения. Проработала в тресте всего четыре месяца оператором ЭВМ, уволилась по собственному желанию. Вряд ли она ко всей этой истории причастна. А почему, собственно, вряд ли? Сообщили же в одной из анонимок, что Мельников в период сокращения штатов зачислил на работу свою молодую любовницу. Фамилия, правда, там не значилась…

И в этот момент зазвонил телефон.

— Следователь Крымов… Да… Здравствуйте… Конечно. В четверг вас устроит?… В десять утра?.. Хорошо… Пропуск вам будет выписан… До свидания.

Звонила вдова Мельникова — Вера Сергеевна.

… Юрий Кузьмич Агеев в тенниске, джинсах, сандалетах — подождал, пока мимо него промчится, набирая скорость, электричка, после чего перешел полотно железной дороги и двинулся по заасфальтированной аллее, стараясь оставаться в тени деревьев — день выдался жаркий.

Прошагал вдоль двухметрового сплошного забора из новеньких досок, подергал за ручку калитки. Она была заперта. Но его это не смутило. Он бросил взгляд по сторонам и, никого не увидев, легко подпрыгнул, подтянулся. Через мгновение уже подходил к строящемуся в глубине участка дому. Пока был готов только фундамент, внушительный, кирпичной кладки.

Строителей не было видно. Только из-за кустов раздавались монотонные звуки — кто-то рубанком снимал стружку с доски.

Мужик, ловко орудующий рубанком, был бородат, широк в кости, крепок. Появлению Агеева как будто не придал никакого значения — как стругал, так и продолжал стругать.

Юрий Кузьмич потоптался на месте, кашлянул, спросил:

— Ты, что ль, Петр Степанович?

Мужик, продолжая работать, сказал равнодушно:

— Память у меня стала сдавать. Никак вот не могу вспомнить, где это мы с вами на брудершафт пили.

— А-а-а, — тянул Агеев, подбирая слова, — это, стало быть, в том смысле, что на «вы» мне надо с вами?

— Стало быть. И со мной и со всеми другими незнакомцами.

Он, наконец, перестал работать, сел на бревно, уперся ладонями в колени.

— Ну, что скажете, отрок? Чем порадуете?

— Вы, случаем, не поп? — спросил Агеев.

— Похож?

— Есть маленько. И борода, и это — на «вы», и отрок. Да только глаз у тебя, извиняюсь, у вас — разбойничий.

Мужик весело захохотал, сказал благосклонно:

— Присаживайтесь. А Петр Степанович — это я. С кем имею честь?

— Яковлев Всеволод Матвеич, — отрапортовал Агеев. — Фининспектор станции «Трудовая» Савеловской железной дороги.

— Вас, Всеволод Матвеич, — спросил Курышев, — мама в детстве Севой звала? Севочкой?

— Севатрием, — ответил Юрий Кузьмич.

Петр Степанович в бороду улыбался, говорил: