Читаем По миру с барабаном. Дневник буддийского монаха полностью

25 сентября 1994 г. После завтрака гуляли по монастырю. Нашли на одной стене огромный иероглиф «Орел» древнейшего китайского каллиграфа. К нам подошел монах с очень длинными острыми ногтями. Сергей объяснил мне, что это обычное дело у чаньских монахов – отращивать себе хотя бы один такой ноготь, чтобы удобнее было ковырять в носу или в ухе. Выходит, в этом монастыре смешаны практики школы Сингон и чаньских школ. Впрочем, для современного китайского буддизма это нормально. Монах пытался говорить с нами по-английски, но Тэрасава-сэнсэй пресек его попытки, достав бумагу и ручку для общения иероглифами.

Вскоре настоятель сказал нам, что через двадцать минут за нами заедет машина. Пока мы паковали рюкзаки, Андрей стал допытываться у Сергея, о чем рассказывал Сэнсэй вчера вечером, когда Андрей заснул. Сергей ответил коротко: «Десять правил монастырской жизни, составленные Тяньтаем». Тогда Андрей попросил меня рассказать подробнее. Я посчитал, что при старшем монахе Сергее это будет некорректно, тем более что я запомнил не все правила, а куски исказили бы целое. Однако Андрей настаивал: «Расскажи, что помнишь». Тут Сергей сделал ему замечание: «Слишком настойчивым быть нехорошо. Всему свое время. Мой тебе совет – не будь таким напористым». Андрей напрягся, но с умиротворяющей, прежде всего самого себя, интонацией ответил, что у всех нас есть над чем работать. Через некоторое время он все же не выдержал: «Сейчас ты, получается, ответил за Феликса». Тогда я сказал: «Эти правила годятся для прошлого. В наши дни им очень трудно следовать. Сэнсэй сказал, что мы слишком плохие монахи для таких правил».

И вот машина везет нас на гору, к чайтье Тяньтая в монастыре, где проповедовал великий мастер, и к водопаду, также связанному с его именем. Хотя через водопад перекинут мост, но посередине моста лежит огромный валун, не позволяющий перейти на другую сторону. Множество легенд связано с этим местом. Одна из них – о юноше, которого волшебной силой перенесла через водопад божественно красивая девушка, и он прожил с ней полгода, а когда вернулся, оказалось, что все его родные умерли: прошло триста лет.

Кстати, Лотосовую сутру в некоторых дальневосточных литературных произведениях сравнивают с женщиной: понять ее так же трудно, но когда воистину проникаешь в ее суть и соединяешься с ней, обретаешь счастье навеки.

А другая история повествует о том, как к Тяньтаю однажды подошел старый монах по имени Свет Самадхи, живший возле этого водопада. Он спросил, помнит ли Чжи И свой сон – и тот сразу же вспомнил, как в пятнадцать лет, дав клятву стать монахом, воздвиг для себя статую Будды и, кланяясь ему, вдруг увидел этот водопад, мост с камнем, а на камне – старца, звавшего Чжи И к себе. «Я ждал тебя тридцать лет и дождался», – сказал Тяньтаю Свет Самадхи.

Тяньтай оказался возле этого водопада после того, как почувствовал бесполезность своей популярности, распустил множество своих учеников, оставив только сорок самых усердных, и направился с ними в эти горы. Здесь не было еще никаких строений, и они жили настоящей монашеской жизнью – под деревьями. Он проповедовал им, сидя на траве.

Позже император построил в этих горах монастырь для Тяньтая. Но сначала, закончив проповеди сорока ученикам, великий мастер совершенно один отправился на самую высокую гору и провел тяжелейшую практику, в конце которой перед ним появился другой старец и заверил, что Тяньтай обрел наивысшее самадхи[27] – Самадхи Цветка Лотоса и что теперь боги и святые будут защищать его и поддерживать все его действия. Как-то, задолго до этого, когда Чжи И еще только начал обучение у мастера Нангаку, тот в конце не менее трудной практики «три по семь дней» подтвердил, что Тяньтай обрел определенный уровень глубокого самадхи, сказав: «Только мы с тобой знаем, что ты обрел. Больше никто из людей не поймет этого».

С горной дороги открывается очень красивый вид. Далеко внизу – домики, поля. Склоны гор обработаны и засеяны. Терраски риса, картошки. Вдали виднеются горы. Как волны великого моря, высятся их силуэты. С самой вершины этой горной цепи в ясную погоду можно увидеть далеко на горизонте Тихий океан.

В музее монастыря видели сегодня утром акварель: Сайтё расспрашивает настоятеля этого монастыря Мяоло о Тяньтае, по сути – о самом себе, поскольку Сайтё считается реинкарнацией Тяньтая в Японии: приехав в Китай, Сайтё смог отыскать в лесу неподалеку от монастыря ключ от библиотеки Тяньтая, который монахи не могли найти на протяжении многих лет.

Другая акварель – медитирующий в пещере монах, укутанный по глаза. «Во время долгой медитации так спасаются от комаров», – объяснил Сергей. Медитировали монахи раньше обыкновенно не менее часов четырех подряд, а места здесь ой какие сырые.

Перейти на страницу:

Все книги серии Где наши не пропадали

Один в океане. История побега
Один в океане. История побега

Эту историю часто называют одним из самых ярких и опасных приключений ХХ века. Слава Курилов, профессиональный океанограф, хотел увидеть весь мир, а родная страна не пускала его дальше своих границ. Тогда он посреди океана спрыгнул с борта круизного лайнера. Он выплыл. «В каком-то смысле он воплощал в себе одновременно и гумилевского читателя, и его же героя, бросающего вызов судьбе… Русской интеллигенции не след забывать своих героев: их не так много. Тот, кто прочтет эту книгу, никогда не забудет страниц, в которых Слава Курилов, покрывшийся за три дня и три ночи одинокого плавания светящимися микроорганизмами, скользит в тихоокеанской ночи, каждым своим движением поднимая ворохи огня; вот он, образ вечного мятежника» (Василий Аксенов).

Слава Курилов

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза