По-настоящему безумно глубоко (ЛП)

Роу вздохнул, как настороженный родитель, доставая бутылку водки из своей сумки и поднимая ее между нами. Я не был уверен, планировал ли он это или это был просто еще один пункт, чтобы добавить в мое досье доказательств того, что он алкоголик. Сначала пожимание рук, теперь это.

«Амброуз Ретт Касабланкас!» — закричал я, сияя от восторга. «Ты знал нашу самую темную тайну?»

«Это был секрет ?» Он нахмурился. «Я встречал стринги и поосторожнее, чем вы двое».

Роу поплелся ко мне, держа бутылку водки за горлышко. Он уселся на качели рядом с моими и открыл бутылку, отпивая и передавая мне. Я сел и сделал глоток, покачиваясь взад и вперед ногами.

Я прищурился на горы, окутанные ночью. Внезапно у меня возникло отчетливое чувство, что я оказался в нужном месте, в нужное время, с нужным человеком. Крошечная часть пазла из триллиона деталей, которая аккуратно вписалась в эту вселенную.

«Итак». Роу принял от меня бутылку, открутил крышку водки, отпил, затем вернул ее мне. «Начнем с самого начала. Что случилось, что заставило тебя прекратить бегать и поклясться в нелюбви к людям?» Он прополоскал рот прозрачной жидкостью. «Кто это с тобой сделал?»

«Вы уверены, что хотите это узнать?»

«Как еще я узнаю, кого убивать?»

По его лицу было видно, что он не шутит.

Мое сердце подсказывало мне, что он тот человек, которому можно спокойно открыться.

«В школе меня травили». Слова слетели с моего языка без предварительного согласия моего мозга. Как и сердцебиение Роу рядом с моим, было достаточно, чтобы выдавить из меня правду. «На самом деле, это началось в детском саду. Именно тогда дети поняли, что я не только странная птица, но и из странного гнезда. Мои родители отправляли меня летом в носках и сандалиях. Я выглядела нелепо, а нелепость заставляет пятилетних детей смеяться». Было глупо, что мое горло засорялось из-за того, что произошло почти два десятилетия назад. «Но то, что мои сверстники находили забавным в детском саду, они сочли достойным того, чтобы настраивать меня против себя в начальной школе. Я странно одевалась, странно говорила, странно жила . У меня был глазной тик каждый раз, когда я нервничала, из-за чего я сторонилась всех пьес, вечеринок и крупных школьных мероприятий. Чтобы сыпать соль на разъедающую рану, мои родители были бережливыми, поэтому вместо того, чтобы есть в школьной столовой, они отправляли меня с холодными мясными сэндвичами. Они покупали ливерную колбасу и свиной язык в гастрономе и засовывали их в мои сэндвичи. Мои обеды пахли на много миль вокруг, и меня за это безжалостно дразнили».

«Почему ты не сказал своим родителям, что сандалии и носки не носят? Вместе? Что ты предпочитаешь желе и подсолнечное масло на сэндвиче? Густые брови Роу сердито сошлись на переносице.

Я сжала губы. «Потому что то, что люди считали странностями, на самом деле было воспитанием моих родителей. Они выросли в России. Это было заложено в их ДНК. Так их воспитывали. Я не хотела, чтобы они думали, что они плохо справляются со своей работой или что я стыжусь того, кто мы есть, того, кто мы есть…» У меня защипало в носу, и я сдержала слезы. Все это было так глупо. Вода под мостом. Тогда почему, думая об этом, я чувствовала себя так, будто тону? «Я думаю… я думаю, что быть иммигрантом можно двумя способами. Ты либо сохраняешь, либо скрываешь. Мои родители решили носить свое наследие как знак чести, и поэтому их наследие стало моим. Каждый день надо мной издевались, я продолжала напоминать себе, как мне повезло. У меня было два языка. Две культуры. Два мира для наслаждения. Я могла читать Толстого на его родном языке. Как же мне повезло?»

Закатные глаза Роу светились угольками в темноте. Он молча смотрел на меня, и в этот момент мне показалось, что я сваливаю свой багаж на его широкие плечи. «Ты выбрала, чтобы твои родители не пострадали. Я понимаю».

Хулиганы ушли, но шрамы, которые они оставили, остались. «В любом случае», — фыркнул я. «Дети меня не любили. Кроме Дилана».

У Дилан с самого начала была энергия главного героя. Она была там, чтобы прогнать задир. Чтобы настучать на тех, кто вытащил стул из-под моей задницы. Она неизменно выбирала сидеть со мной за обедом, и однажды даже была достаточно храброй, чтобы попробовать мой чайный сэндвич с печенью, хотя он пах как пук сывороточного протеина. Она отстаивала то, во что верила, и она верила в доброту.

Роу кивнул на периферии моего зрения. «О скольких людях мы говорим?»

«Типа шестьдесят процентов от моей оценки?» — фыркнул я. «Это было еще хуже, потому что я не хотел вписываться. Я не пытался одеваться, выглядеть и говорить как все остальные. У меня хватило наглости любить свое топленое молоко печенье, свиное рагу, сало и Hypnotic Poison». Я до сих пор пользуюсь последним в качестве духов.

«Люди всегда говорят тебе быть самим собой, но когда ты открыто ведешь себя так, как есть, это их бесит», — проворчал Роу.