По Нилу на каяках

Растянувшись в опальном мешке, чувствуя на лице ласковое прикосновение ветерка, любуюсь небом. Воскресают сонмы воспоминаний, непостижимо далеких, чуть ли не сказочных, так как они относятся к моей жизни в Париже, еще до отъезда в Африку. Думаю о своих родителях, которые с такой тревогой следили за моими приготовлениями и теперь полны беспокойства за благополучный исход нашей длинной поездки. Перед глазами всплывают родительский дом в Энгиене, улицы Парижа, концерты и театры, товарищи, женщины... Отмечаю, что мы вполне обходимся без них. В самом деле, мы завели себе очень требовательную любовницу — реку Нил. Понемногу приходит сон.

Около полуночи ветер, до того потихоньку веявший вокруг, резко усилился — на нас налетает песчаная буря. Это грозный "тибли" нубийской Сахары. Песок уже успел густым слоем покрыть наши спальные мешки. Бесчисленные песчинки проникают повсюду: мы дышим песком, едим его, он заставляет нас плакать, завтра мы, несомненно, будем им мочиться.

За несколько минут песок заполонил все. Буквально задыхаемся, съежившись в мешках. Трепещем при мысли, что нас может окончательно засыпать и похоронить под дюной. Но, к счастью, песок накапливается с одной стороны и сметается с другой. Часы идут..

Мы не спим. Ветер дует с неослабевающей силой. Наши легкие койки из дюралюминия дрожат при каждом порыве. Такое ощущение, словно ураган намеревается подхватить нас с кроватями, и всем снаряжением и унести в пространство. Наконец после наполненных тревогой бесконечных часов забрезжил рассвет. День робко пробивается сквозь окутавшие нас тучи песка. Чувствуем огромное облегчение. Ничто так не будоражит нервы, как ожидание опасности в темноте. Однако радость наша недолговременна. Решаем выглянуть. Небо наглухо затянуто густой серо-желтой пылью, которую ветер крутит в воздухе. Осматриваем лагерь. И о ужас! Два каяка исчезли. Третий лежит на песке, в нескольких метрах от нас. Это лодка Жана. Две другие, по-видимому, унесли волны Нила. Их наверняка опрокинуло, снаряжение пошло ко дну, затем каяки выбросило на берег, или они утонули и утеряны для  нас безвозвратно.

Мы ошеломлены — нам уже мерещится конец плавания по Нилу.

Наспех надеваем шорты и отправляемся на поиски. "Гибли" усиливается, и ничего не видно в десяти шагах из-за густой пелены песка, поднимаемого ветром. Мелкие камешки больно стегают по лицу. Песок накалился и проникает во все поры тела. Бредем наугад, нагнув головы, с полузакрытыми глазами, как животные, застигнутые пожаром в саванне. Нам удается вскарабкаться на дюны. Продвигаемся на четвереньках, вглядываясь в камыши, покрывающие образованные рекой островки.

Джон, зоркий как орел, вдруг испускает радостный крик: на островке, посредине реки, лежит каяк; кажется, он цел. Джон тут же бросается в воду, плывет и скоро возвращается с лодкой: он нашел мой каяк. Это уже победа! Остается отыскать лодку Джона со всем киносъемочным снаряжением.

Я и Джон продолжаем поиски вверх по реке, тогда, как Жану приходит в голову гениальная мысль отправиться вниз по течению.

Пока мы нервничаем, вглядываясь в окрестности до ломоты в глазах, Жан обнаруживает третий каяк,

приткнувшийся носом к песчаной отмели, где егозахлестывают волны. И эта лодка невредима.

До сих пор не могу понять, как обе лодки, движимые одной и той же силой, были унесены в разные стороны. Во всяком случае они с честью выдержали встречу один на один с бурей и лишний раз доказали свои навигационные качества.

Поиски длились более четырех часов. Трогаемся впуть в полдень. Буря еще не улеглась, и мы бесполезно растрачиваем силы, борясь с ветром. Лучше где-нибудь укрыться и переждать.

Вот как раз небольшая бухточка, в которой сооружен сакие. Причаливаем. Настроение у всех скверное. Жан упрекает нас в небрежности: накануне вечером мы недостаточно далеко оттащили наши лодки от воды, и это едва не привело к катастрофе. Мы с Джоном ссылаемся на песчаную бурю, последствий которой невозможно было предусмотреть. Бесплодные препирательства.

Деревенский омда

Пока шли эти споры, на тропинке, проложенной по прибрежной террасе, появился человек — плотный и круглый суданец лет пятидесяти, завернутый в просторную белую галабию, в тюрбане и туфлях без задников. Незнакомец с достоинством восседает на осле, подгоняя его легкими ударами прутика. Заметив нас, всадник останавливается, слезает с осла и направляется в нашу сторону. Занимаемое этим человеком положение, очевидно, заставляет его чувствовать себя обязанным оказать гостеприимство незнакомцам, остановившимся по соседству с его деревней.

Оставив каяки под "охраной" сакие, следуем за своим ментором через поля, перерезанные арыками, углубляемся в пальмовую рощу, полную прохлады, и, возбуждая всеобщее любопытство, вступаем в живописную суданскую деревню, изрядно засыпанную песком и словно разморенную обилием света и жары.

Вдоль извилистых улочек, тесно прижавшись один кдругому, стоят дома, издали напоминая маленькие глинобитные кубики. Когда-то они были выбелены известью, но сейчас все приобрели одинаковый желто-коричневый цвет.