По Нилу на каяках

Завтрак протекает с соблюдением самых благородных традиций. Слуги в белом носят большие медные подносы с блюдами, но подает гостям сам хозяин. Он стоит позади нас и вместе со своим старшим сыном следит за тем, чтобы у нас ни в чем не было недостатка. Это ужасно неудобно: мы бы с удовольствием попросили его сесть рядом и поменьше о нас заботиться, но боимся допустить бестактность и трусливо разрешаем за собой ухаживать, стараясь как можно серьезнее разыгрывать свою роль.

После того как подали кофе, шейх достал из сундука старинную гравюру. На ней видны красивые фелуки с треугольными парусами, гордо плывущие по Нилу мимо цветущего и деятельного Эль-Хандака. Гравюра относится к 1822 году. Под ней стоит вполне французское имя — Линан де Бельфон. Этот выдающийся путешественник, так же как и археолог Кайо, сумел добиться расположения Мехмета Али, паши Египта, и исколесил во всех направлениях таинственный Судан. Кстати, ему первому пришла мысль о Суэцком канале, которую впоследствии подхватил Фердинанд де Лессепс. Вид Эль-Хандака полтораста лет назад показывает, насколько с тех пор захирела эта часть нильской долины, изолированная порогами. Понемногу отсюда ушла жизнь. Только орошение способно возвратить краю его былую жизнедеятельность, как это мы увидим в Донголе.

Поливные виноградники в Донголе

Донгола находится в ста пятидесяти девяти километрах к северу от Эль-Хандака. Ее пристани отстоят далеко от реки. Уровень воды  в Ниле все падает, и на нем местами образовались обширные илистые отмели. Поручаем охрану наших каяков крестьянину, чья лачуга находится у воды: он выбрал себе подсохшее, богатое илом место, чтобы выращивать там овощи и арбузы. Прежде чем выбраться на твердый берег, бредем около трехсот метров по колена в густой грязи.

В сумерках порядочно перепачканные входим в тихий город. К счастью, мы очутились как раз у местного клуба, и чиновник округа весьма своевременно выручает нас, устроив на ночлег.

На следующий день ливанец, говорящий по-французски, приглашает нас посмотреть его владения на берегу реки. Мы впервые после Хартума слышим французскую речь, и Жан, которому очень мешает его незнание английского языка, чувствует себя на седьмом небе и наверстывает упущенное, без конца расспрашивая о здешних местах. Земли нашего друга-ливанца орошаются посредством мощного электронасоса. Тут все растет на зависть: пшеница, кукуруза, овощи, фруктовые деревья, виноградные лозы. Виноградарство— не новшество в Нубии. На стеле в Напате изображен знаменитый царь Тахарка, подносящий богу Амону Ра одной рукой чашу вина, а другой — белый хлеб. В античные времена здесь было множество прекрасных виноградников. Спустя несколько столетий приверженцы победоносной мусульманской религии вырубили виноградные лозы все до одной. Как известно, ислам запрещает алкогольные налитки. Позднее виноградарство возродилось.

Поливные сады ливанца словно свежий оазис в пустыне. Они приносят большой доход, но требуют услуг мотопомп, каждая из которых стоит несколько миллионов французских франков. Такая сумма — целое состояние в Нубии, и покупка этих машин совершенно недоступна для бедных феллахов. Им, таким образом, не остается ничего другого, как заставлять этих тощих животных — волов и верблюдов — вертеть сакие. Но выполняющие эту работу восемь тягловых животных могут дать за день лишь десятую часть воды, которую качает насос средней мощности. Свой жалкий клочок земли бедный нильский феллах должен постоянно поливать, чтобы хоть как-нибудь прокормить семью. У него, как и у его скота, лишь кожа да кости: здесь живут одни из самых обездоленных людей во всем мире.

Перед отъездом из Донголы богатый землевладелец-копт преподнес нам корзину винограда, выращенного на его земле. Такие подарки, как этот или цветная капуста в Абу-Хамиде, исполняют нас сердечной признательностью.

У левого берега Нила в районе Данголы цветущий вид. Его окаймляет узкая полоса полей. Сейчас время жатвы. Хлеб лежит в снопах на жнивье. При молотьбе используют ослов или коров. Наблюдаем, как по току ходит иногда до десятка животных, выстроенных в ряд. Если же скота нет, то феллахи молотят цепами. Солому складывают на крышах.

Все эти сцены деревенской жизни поразительно напоминают барельефы на стенах храмов древнего Египта и фрески усыпальниц. Здесь ничего не изменилось за тысячи лет. Жизнь крестьян осталась прежней, методы обработки земли те же. Однако мелкие помещики живут богаче, чем на крайнем юге Нубии. Их дома затенены зеленью, несущей прохладу. Порталы затейливо украшены многоцветными узорами, а в комнатах расставлены лари и круглые столики. По стенам развешаны семейные портреты. Здесь ислам словно  сбавил свои строгости.

Правый берег в противоположность левому не заселен, песчаные дюны там с каждым годом становятся все выше, обрастают тамариском и какими-то деревцами под названием "урак", которые жители используют как средство для придания белизны зубам.