По нью-йоркскому времени

Я уверена, что нам все по силам. Алеша станет писателем, он талантливый, его книги обязательно будут печатать в России, а может, переведут на английский и издадут здесь, в Америке. Представляете, в семье – два творческих человека! Моя мама шутит, что если в доме все художники, значит, посуду мыть будет некому.   

          Дорогая сестра Мария, как Вы там, на севере диком? Я слышала, что на севере штата Нью-Йорк, настоящие зимы, с вьюгами и буранами. Если Вам нужно теплое белье или одежда: чулки, шарфы, платки, дайте знать, мне будет приятно Вам помочь. Может, нужны таблетки, травы? Многие американские лекарства здесь только по рецептам, но любые российские можно запросто купить с рук на Брайтоне.

          Вот, пожалуй, и все. Вот мой новый адрес: … Телефон: …

Ваша Лиза».

Она сложила листок. По лицу вдруг скользнула тень сомнения: может, зря она написала о своей любви? Может, и монахиня Мария тоже когда-то любила? Перед глазами мелькнуло немолодое лицо в апостольнике, пальцы, перевитые четками… Во время перелета в самолете из Киева в Нью-Йорк они разговаривали о многом, но личного не касались. Сестра Мария лишь рассказала, что пятнадцать лет жила в Покровском монастыре в Киеве, потом по каким-то церковно-политическим причинам покинула монастырь и переехала в Америку.

Интересно, почему женщины уходят в монастырь? Причины, наверное, разные: одни – по духовному призванию, другие – из-за физических недугов, третьи – почему-то не вписались в светскую жизнь. А какова монашеская жизнь? Посты, молитвы, иногда до смерти душат слезы – так хочется вернуться в мир… Нет, для себя такой путь Лиза не выбрала бы никогда.

Она вложила между страницами письма двадцать долларов. Заклеила конверт и, скривившись от неприятного привкуса клея на языке, пошла переодеваться.   

ххх

Зима, зима в Нью-Йорке. То снег, то сырость и слякоть.   

Лиза шла по улице. Она – все такая же: резковатые движения, размашистые шаги. Но что-то новое в ней, если присмотреться. Какая-то легкость, смелость, раскованность. Весь строй ее жизни менялся настолько быстро, что Лиза, обычно привыкшая всему давать оценку, грызть себя по поводу и без, неожиданно очутилась в упоительном вихре. Пыталась остановиться, разобраться – и не могла. Как девчонка, ей-богу! 

          Вечерело. В окнах разноцветными веселыми огоньками зажигались елки. В заснеженных садиках возле домов волхвы окружали колыбель с Младенцем. После поворота, однако, антураж резко менялся, чудные рождественские садики исчезали. Слева от дороги уже тянулся ряд унылых двухэтажных домов с плоскими крышами, а справа – ограда старого еврейского кладбища. 

          До Алешиного дома оставался последний квартал. Вчера они не виделись – у Алеши был день сдачи газеты.

Она поднялась по ступенькам, достала из сумочки ключи. Отворила дверь квартиры Алексея… Внезапно какая-то сила втолкнула ее в комнату.   

Два незнакомых мужика в кожаных куртках стояли у стены. Один – мордоворот с рыжей шевелюрой, другой – поменьше, невзрачный, с лицом кавказца.

Напротив них – Алексей, ссутулившийся, бледный. 

Все посмотрели на Лизу. Ужас вломился в ее распахнутые глаза, в ее широко раскрытый рот.   

– Привет, – сказал Алексей и подмигнул, но как-то вяло. – Понимаешь, некоторые неприятности. Это – из ФБР…

– Hello.     

Лиза молча кивнула в ответ. Машинально стягивая шарф и расстегивая пальто, пыталась понять, о чем они говорят.   

…– И как он выглядел? – спросил агент ФБР.

– Коротконогий. Широкоплечий. В куртке и спортивной шапочке. Лица его я не рассмотрел в темноте. 

– Усы? Борода?

– Кажется, нет.

          – Может, заметили тип лица: славянин, азиат, кавказец?

          – Нет, не заметил. Он кричал по-русски, матом, кажется, без акцента.   

          – Мы опросили соседей – некоторые из них в четверть двенадцатого вечера слышали звук, похожий на пистолетный выстрел. Гильзу мы не нашли. Какой, вы говорите, автомобиль?

          – «Олдсмобиль» старой модели. Цвет – серый. Или… нет, бежевый.

          – Мы дежурили сегодня возле вашего дома несколько часов, никакой бежевый «олдсмобиль» здесь ни разу не проезжал. 

          – Может быть. Но он стоял здесь два вечера подряд.  

          Агенты почему-то переглянулись.

          – Может, вы все-таки ошиблись? Может, в машине сидели наркоторговцы? Или проститутка обслуживала клиента? А вы своим появлением им помешали?  

          Алексей пожал плечами. Он устал. Он хотел сесть.

          – Значит, вы уверены, что причина вчерашнего инцидента – ваши статьи? Но какой смысл подсудимому устраивать покушения на журналиста?     

          – Не знаю.

          Алексея разбирала досада. «И зачем только я позвонил в ФБР? Задают идиотские вопросы. Еще и ухмыляются. Наверное, подозревают, что вчерашние ночные погони – это мой вымысел или мои журналистские фокусы, с целью сделать рекламу газете. Но ведь вчера в самом деле кто-то стрелял мне в спину!» 

          – Дело в том, что мы относимся к манхэттенскому отделению, а вы живете в Бруклине, – неожиданно по-русски сказал кавказец, до сих пор молчавший. Алексей видел его несколько раз в судебном зале, но считал, что он – из братвы. 

          Кавказец продолжал: