По обе стороны экватора

Перевалив где-то у Чиллогалло хребет Западных Кордильер, ковчег «Виатур» начинает спуск к Санто Доминго де лос Колорадос. Каменистая и безжизненная бурая земля покрывается сначала травой, затем кустарником, а потом за каким-то очередным поворотом мы ныряем в буйное море тропической зелени и захлебываемся запахами бананов, ананасов, цветов. Они столь сильны, что мгновенно вытесняют чад дизельного горючего, терзавший нас на перевале. Это означает, что, покинув «Сьерру», мы въезжаем в «Косту» — занимающую всю прибрежную часть страны от Кордильер до океана гигантскую плантацию бананов. Уроки Виталия Боровского не пропали даром: я уже обзавелся досье — «Эквадор — бананы», и прямо здесь, в автобусе, перечитываю первые записи, дающие представление о том, что означает для Эквадора этот тропический плод: «Первое место в мире по экспорту. Из десяти поступающих на мировой рынок бананов три — эквадорские… Бананы дают стране 60 процентов национального дохода…[1] Основной покупатель — американская компания „Юнайтед фрут“. За одну „расимо“ — гроздь весом в 30–40 килограммов, — она платит не более одного доллара, а в США эквадорские бананы продаются в тридцать, а то и в сорок раз дороже!»

…В «ковчеге» нашем духота. Стекла на окнах опущены, лица покрылись серой пылью. Гимназистка снова включает транзистор, и мы слушаем «радиопочту»: передаваемые местными радиостанциями объявления, извещения, сообщения, которыми обмениваются друг с другом эквадорцы.

Сеньора Норма Пенья из «асьенды» Санта Эсмеральда велит своему управляющему приступить к резке бананов. В первый день срезать полтысячи «расимос». А затем — каждый день по стольку же.

В «асьенде» Лоха-Буэна требуется ветеринар. Зачем требуется — не говорят. Видать, какой-то мор косит домашнюю скотину.

Хорхе Очоа из Хипихапы взывает о помощи: у него сбежали четыре коровы. А может быть, не сами сбежали, а были уведены злоумышленниками. Тому, кто найдет их или подскажет, где они находятся, озабоченный владелец обязуется немедленно выплатить две тысячи сукре. Две тысячи — сумма не маленькая: почти сто долларов. Столько зарабатывает за целый год сборщик бананов.

Вон они, сборщики, резчики, подносчики «зеленого золота»: то справа, то слева видны между банановыми пальмами серые фигурки людей. Выглядят они одинаково: серые брюки, серая рубаха, в руках — мачете, на голове — широкополая шляпа. Остановиться бы, побеседовать… Увы, «Виатур» хотя и медленно, но неудержимо ползет на юг. И весь день слева и справа плывут назад банановые джунгли: припорошенные пылью, склонившиеся под тяжелыми зелеными гроздьями пальмы. Это не те красавицы, стройные и одинокие, которые вдохновили поэта на бессмертный шедевр: «В песчаных степях аравийской земли три гордые пальмы высоко росли». Эквадорские пальмы невысоки и тем более не одиноки. И стройности нет в них никакой, и гордости не чувствуется. Это пальмы-работяги. Они кормят страну и вместе с ней еще десятки государств, больших и малых, лучшими в мире бананами.

Нет, не Лермонтова вспоминаешь, глядя на это бескрайнее банановое царство. «В бананово-лимонном Сингапуре», — лезет в голову песенка Вертинского. Интересно, там, в Сингапуре, такие же пальмы? И если не в Сингапуре, то где-нибудь еще на земле можно увидеть столь же невообразимое умом и неохватываемое глазом буйство бананов?

…А мы все едем и едем. Едем весь день. И через каждые двадцать-тридцать километров — остановка. То у какой-то одинокой хижины, то у тропы, уходящей от дороги в глубь бананового леса, то у крохотного поселка, прильнувшего с двух сторон к дороге, как к спасительной путеводной ниточке, которая выведет из этого зеленого буйства в привычный и спокойный мир. И на каждой остановке наш автобус подвергается дружной и яростной атаке полчищ голодных босоногих детишек. Одни просто выклянчивают монетку, другие пытаются что-то продать: густой, прокисший сок ананасов или банановый джем, вареные яйца или черствые лепешки из кукурузной муки. Вслед за мальчишками вторым эшелоном «Виатур» осаждают старики с кипами гигантских шляп, которые называются почему-то «панамскими», а продаются в Эквадоре, и старушки, протягивающие жареных куриц, смазанных для большей презентабельности желтым жиром. Со всех сторон слышатся монотонные призывы: «Ун доллар, сеньор! Ун доллар!» Это говорится с такой безысходностью, что сразу ясно: никто здесь ничего не продаст и никто ничего не купит. Одна из торговок в цветастом пончо, пестром и грязном, особенно настойчиво сует свою курицу молодой американке, та отворачивается. Старуха забегает с другой стороны. Белобрысая «гринга» подымается обратно в автобус. Старуха молча глядит ей вслед и остается стоять с курицей на вытянутой руке.

Минут через десять «Виатур» гудит и трогается. Мальчишки бегут следом, все еще протягивая к окнам свои пряники и бананы. «Ун доллар!.. Сеньор, ун доллар!» Потом отстают, окутанные пылью.