По обе стороны экватора

Первую свою корреспонденцию, отправленную из Рио-де-Жанейро в Москву, я разыскал много лет спустя в старых папках с копиями моих телеграмм. Эти папки уже после возвращения из Бразилии вручили мне сотрудницы отдела корреспондентской сети Гостелерадио. Опущу описание эмоций, охвативших меня, когда я листал пожелтевшие машинописные листы, зафиксировавшие всю мою пятилетнюю работу в этой стране. Но не могу не вспомнить волнение, с которым рассматривал самую первую телефонограмму:

«Для „Последних известий“.

Наш корреспондент передает из Рио-де-Жанейро:

С большим успехом проходят здесь гастроли Московского цирка. Бурными овациями сопровождаются выступления дрессированных медведей Валентина Филатова, канатоходцев Магомедовых и других артистов. Под громовой хохот публики собаки под руководством дрессировщицы Виктории Ольховиковой разыгрывают футбольный матч.

Бразильская печать публикует рецензии, отмечающие высокий уровень советского циркового искусства. Газеты подчеркивают важнейшее отличие от других стран Запада: в Советском Союзе талантливая артистическая молодежь может бесплатно обучаться в специальных учебных заведениях. Бразильская общественность с большим одобрением встретила решение советских артистов пропускать бесплатно на представления воспитанников детских приютов Рио-де-Жанейро. Гастроли Московского цирка в Рио-де-Жанейро продлятся до конца июля.

Рио-де-Жанейро. Фесуненко. 15 июля».

В левом верхнем углу — мрачная резолюция: «Не исп.». Она означает, что мой вдохновенный опус не тронул черствые сердца дежурных редакторов «Последних известий», заметка не прошла в эфир.

…Я перечитываю восторженно-наивные строчки моей первой корреспонденции и вспоминаю, как это было. Как суетился я в день советской цирковой премьеры, которая должна была состояться во Дворце спорта знаменитого стадиона «Маракана», ласково именуемого бразильцами «Мараканазиньо», что означает нечто вроде «Крошечная Маракана», «Мараканашечка»… Я вспоминаю, как гордо следовал мимо контролеров, предъявлял им новенький, только что полученный в министерстве иностранных дел, зеленый корреспондентский билет. И, доверительно наклоняясь, сообщал каждому из них голосом, преисполненным чувства собственного достоинства: «Пресса». Я вспоминаю веселую суету публики перед спектаклем. Громкий рев динамиков, исторгавших ритмическую музыку, вопли маленьких продавцов жареных орешков, сушеной картошки, апельсинового напитка «ларанжады» и жевательной резинки «шиклет». Жаркий и влажный воздух был пропитан сложным коктейлем запахов жареного мяса, сигаретного дыма, пронзительных дезодоров и иными ароматами, которыми благоухают все цирковые арены мира.

Когда началось представление, публика продолжала шуметь, смеяться, переговариваться, мальчишки с лотками по-прежнему сновали между рядами. Меня это раздражало, мне казалось, что очарованный волшебным искусством моих славных соотечественников зал должен замереть с первыми аккордами оркестра. Я тогда еще не понимал, что ни один бразилец просто не способен просидеть молча более тридцати секунд, что по ходу спектакля он должен делиться своими впечатлениями с соседом, вспоминать, как он уже видел нечто подобное два года назад в Буэнос-Айресе или прошлой зимой — в Порту-Алегре. Одновременно с этим он курит сигарету, читает газету, подкармливает орешками свое неспокойное чадо, нервно дергающееся у него на коленях, подмигивает незнакомой соседке слева, маскируя этот флирт от супруги, сидящей справа, которая тоже не сидит без дела. Она тоже в постоянном движении: грызет орешки, требует купить ей мороженое, восторгается акробатами, размышляет вслух о том, что будет, если кто-нибудь из них сорвется с трапеции, интересуется, чем дрессировщики кормят медведей и во сколько долларов в месяц им обходится звериный рацион.