По обе стороны экватора

Сосед по дому владелец туристической фирмы «Рио-Мар» сеньор Перейра любил пофилософствовать со мной о секретах своего бизнеса. Мы рассуждали о преимуществах индивидуальных туров перед групповыми экскурсиями, намечали новые маршруты, выискивали еще не открытые конкурентами сеньора Перейры объекты и достопримечательности, способные заинтересовать высокомерных клиентов «Рио-Мар», приезжающих в Бразилию из США, Европы и даже Японии. С точки зрения сеньора Перейры Бразилия представляла собой неиссякаемую золотоносную жилу, основные богатства которой еще только предстоит открыть. Думаю, что он был прав: страна эта располагает поистине неисчерпаемым многообразием чудес, вызывающих восхищение и восторг туриста. Тут тебе и экзотические народные праздники, и природные ландшафты, каких нет больше нигде на земле, и уникальные памятники архитектуры. Тут тебе и амазонская сельва, и водопады Игуасу, древние храмы Оуру-Прету и фантастический пейзаж Понта-Гроссы, знаменитая «Маракана» и феерия карнавала, индейские хижины Шингу и небоскребы Сан-Паулу, байанское кандомбле и сафари Мату-Гросу. А ведь я еще не упомянул легендарную Копакабану!

Сеньор Перейра ценил мои суждения и называл меня «внештатным консультантом»: он знал, что я много ездил по стране, был профессионально любознателен и как иностранец обладал, как говорил Перейра, «незамутненностью взгляда». Все то, что интересует меня, должно было заинтересовать и клиентуру «Рио-Мар». И вот однажды он предложил мне не задумываясь назвать самый «ударный», самый с моей точки зрения интересный и привлекательный «туристический объект» страны. Я без колебаний сказал ему одно слово: «Бразилиа»… И пояснил, что с моей точки зрения для того, чтобы получить самое сильное эмоциональное потрясение, гостю этой страны совсем не обязательно спешить на Амазонку или Копакабану. Достаточно подняться на смотровую площадку столичной телевизионной башни и глянуть оттуда на юго-восток, в сторону площади Трех Властей.

Первый раз я проделал эту операцию в шестьдесят шестом году, потом повторял ее неоднократно, но до сих пор где-то у сердца дрожит тонкой стрункой воспоминание о том самом первом взгляде, брошенном с этой вышки. Я все это помню, словно это было вчера: за спиной — солнце, клонящееся к закату. У подножия башни, где рабочие покрывают бурую землю кусками свежего дерна, мозаика красно-зеленых пятен, которые по мере удаления выстраиваются в начертанные на земле стройные геометрические фигуры: голубой овал — бассейн, неправильная трапеция — фонтан, серые кольца и прямоугольники — прогулочные дорожки. Справа и слева — уходящие вдаль кварталы параллелепипедов — жилые дома, прямо — слегка приподнявшаяся над землей транспортная развязка, за ней слева — усеченная пирамида театра, а правее и дальше — конструкции тогда еще не достроенного кафедрального собора: взметнувшиеся вверх, тонкие и изломанные, как взывающие к всевышнему и не находящие утешения руки страждущих и жаждущих. А за ним, за собором, чуть левее — серые блоки министерств, между которыми — центральная точка, куда сходятся все линии этой перспективы: на фоне голубой полоски озера две стройные светлые колонны конгресса с чашами-полушариями по бокам. Правая чаша — срезом вверх, левая — вверх полусферой.

…Я перечитываю сейчас этот геометрический трактат и чувствую, что он дает о бразильской столице такое же представление, какое способна дать о сокровищах Ленинской библиотеки в Москве инвентарная опись ее мебели, пожарного инвентаря и канцелярских принадлежностей в читальных залах.

Я вспоминаю, как в стремительно проносящиеся минуты заката голубое небо вдруг вспыхивало оранжевым пламенем. Почему так быстротечен заход солнца в этом городе? Почему так быстро проваливается оно за горизонт, погружая город в ночь?

Я вспоминаю сюрреалистическую картину площади Трех Властей при лунном свете, когда полусферы конгресса становятся похожими на только что приземлившиеся корабли — посланцы других миров, а стоящий тут же, поблизости, черный скульптурный дуэт воинов — «геррейрос» с пиками в руках видится первым патрулем инопланетян, ступившим на Землю. В памяти оживают невесомые, слегка прикоснувшиеся к земле хрупкими углами колонны дворца Альворада; буйное пламя фламбоянтов, бросающих розовые тени на серые стены зданий; зеленое одеяло газонов на красной, словно пропитанной кровью земле. Я вспоминаю все это и чувствую, что бессилен передать восторг, который охватывает человека, оказавшегося в этом фантастическом городе, где экспрессия графики Пикассо помножена на ослепительно яркую палитру Матисса и погружена в тропическую атмосферу Гогена.