Но вот он, реальный город, о котором я собираюсь писать. За зеленью угадываются очертания домов и кварталов, торчат многоэтажные «башни» с рекламами авиакомпаний. Охватывает любопытство и нетерпение: какой же он? Хочется поскорее узнать, сравнить с тем, что читал о нем, слышал из рассказов товарищей. А пока что по дороге из аэропорта за стеклом автомашины промелькнули две-три улицы, и вместе с первыми незнакомыми лицами, пляжем, кокосовыми орехами и океаном все это понемногу начинает оформляться в одно общее понятие: Дар-эс-Салам.
Два приветствия
«Карибу Танзания!» («Добро пожаловать в Танзанию!») — эти слова на суахили я слышал в Дар-эс-Саламе много раз, с первых же дней пребывания в столице одного из самых крупных и во многих отношениях интереснейших государств Африки.
— Карибу! — радушно улыбаясь, говорит директор информационной службы Танзании А. Райями. — Аккредитация? Какие там формальности! У нас с друзьями все очень просто. Вам, конечно, нужна пресс-карта. Сделаем прямо сейчас. У вас есть фотокарточка?.. Да, вот еще: скажите номер вашего паспорта — и все.
— Карибу! — ослепляет меня широкой белозубой улыбкой чиновник в иммиграционном департаменте, куда я пришел продлить срок въездной визы. Я даже не успел узнать его имя — так быстро все было оформлено. Гляжу в свой паспорт, где еще не высохли чернила прямоугольного штампа, читаю и не могу понять:
— Что значит «по пункту Е»? На какой срок продлена виза?
— Срок не указан потому, что виза бессрочная, — смеется чиновник. — Карибу!
— Так ты все-таки приехал с семьей! Я же тебе писал: приезжай один. Квартиру снять невозможно. Не веришь — убедишься сам. С гостиницей в первый же месяц вылетишь в трубу, зарплаты не хватит.
Примерно такими были первые русские слова, которые я услышал в аэропорту Дар-эс-Салама. Мой приятель, корреспондент ТАСС, был серьезно озабочен.
— Ну сейчас, конечно, поедем ко мне. Пообедаем, отдохнете с дороги, подумаем, как быть дальше…
Я не придал тогда значения его словам: вокруг столько нового, и все захватывающе интересно. Рубашка пропитывается потом и теплой тропической сыростью. Буйная зелень и отрешенно безмятежная синь неба. В ушах еще стоит рев моторов, гудят ноги. Целых девятнадцать часов в гостях у Аэрофлота — это не шутка! В буквальном смысле слова — путешествие за тридевять земель, за экватор, в южное полушарие.
Впечатления наслаиваются одно на другое. Нужно немножко прийти в себя. В памяти всплывают свежие картины. Каир: сухая вечерняя прохлада. Издалека смотришь на здание аэропорта. Видимо, оно не совсем отвечает современным требованиям: транзитный зал уже несколько лет перестраивается и пассажиров туда не пускают…
Ночь над Хартумом, большие весла вентиляторов расталкивают ленивый воздух. Горячая, душная ночь. Около 40 градусов жары, на зубах ощущаешь мелкие, висящие в воздухе песчинки из близкой пустыни, и официанты в своих белых халатах до пят, похожие не то на санитаров, не то на средневековые привидения, вежливо предлагают апельсиновый и лимонный напитки со льдом, которые сейчас кажутся самыми лучшими в мире.
Рассвет в космических красках, и некогда спать. Внизу появляются пышные деревья Уганды, гладкое бледнолицее озеро Виктория, островки, которых нет на географических картах, крошечные рыбацкие лодки. В аэропорту Энтеббе безмятежные кустики бугенвиллеи, красновато-лиловые цветочки, какой-то особый запах Восточной Африки. Раннее утро, тишь, только служащий аэропорта от нечего делать катается взад-вперед на ярко-желтом колесном тракторе, самозабвенно подпрыгивая на железном сиденье. Жаль, что рядом нет врача-невропатолога. Он бы, кажется, заинтересовался столь простым и оригинальным, хоть, может, и недостаточно научно проверенным методом укрепления нервной системы. Ей богу, стоит попробовать!
Следующая посадка в Найроби. Для меня это особенно интересно. Не отрываюсь от иллюминатора. После Уганды плоскогорья Кении кажутся очень сухими, и с особой отчетливостью понимаешь, что, когда говорят о плодородии этой страны, речь идет в основном о долине Рифт-Вэлли. Вот промелькнули холмы Нгонг, слева панорама Найроби. Пара башен новых отелей… Что же изменилось здесь за последнее время? Да, почти ничего. Разве что стало побольше африканцев в аэропорту да раньше сюда добирались самолетами иностранных авиакомпаний, а сейчас — Аэрофлота.
С высоты семи тысяч метров гляжу на великолепный снежный Килиманджаро. Вот он, весь как на ладони. Непередаваемое зрелище! У различных христианских религий и сект издавна существует обряд причащения— одно из так называемых великих таинств. Глядя на Килиманджаро, невольно думаешь о том, что этот обряд — инстинкт всего живущего, что он, возможно, гораздо древнее христианства, а может быть, — даже древнее, чем сам человек. Вспомните мертвого леопарда из рассказа Эрнеста Хемингуэя «Снега Килиманджаро». Я уверен, что леопард шел к вершине «причащаться».